— Мама померла лет шесть как, — спокойно сказала Света. — Или пять… Не помню. Родни другой нет.
— И ты пять лет жила с отчимом? А куда смотрели твои учителя в школе? Ведь есть социальные службы! — горячилась Аля. — Ты из Рязани?
— Не, из Мурома.
— А как же ты здесь оказалась?
— А… Ну, это близко. — Света затравленно оглянулась.
— Погоди, Алена, — тихо сказал до того молчавший Леша. — А тебе, Светик, ай-яй-яй. Нехорошо обманывать.
— Чего — обманывать! — встрепенулась Света. — Я, ей-богу… Крест хотите? Вы сами кто — христиане или баптисты?
— Баптисты — тоже христиане, — удивленно объяснил Леша. — А где ты их встречала? В колонии?
— Чего?! Да что вы мне!..
— Тише, только без крика. У тебя на комбинезоне, который я в стирку клал, ярлычок: Льговская воспитательная колония, второй отряд, Пархоменко Светлана. Только я не понимаю: Льговская колония ведь в Курской области, и она мужская. Это там недавно заключенные себе вены резали, и везде об этом говорили.
— Не. Под Курском — это город Льгов, и там правда мужская зона, взрослая. А наша называется Льговская, потому что деревня Льгово. Малолетка, — последнее слово Света произнесла, опустив голову и разглядывая свои босые ноги.
— Да, Россия большая, на всех хватит, — пробормотал Лешка. — Так ты из этой малолетки сбежала?
— Угу.
— А за что ты там сидела? — не удержалась Аля.
— Сто пятая статья у-ка, эр-эф, — бодро отозвалась девочка Света.
Леша бросил на Алю сердитый взгляд, и она больше не задавала вопросов, хотя ничего не поняла. Но все равно смотрела на гостью во все глаза. Человека, сидевшего в тюрьме, она видела первый раз, если не считать Солженицына, Ходорковского и героев программы «Вести. Дежурная часть». Да и с теми она была знакома лишь через телевизор. А тут прямо перед ней был ребенок, девочка с ослепительно рыжей гривой и зелеными глазами. Сейчас, когда волосы подсохли и распушились вокруг Светиного лица, она стала похожа ну просто на Анжелику из знаменитого старого фильма. Нет, наверное, красавица что-то привирает, не может она быть зэчкой. Аля уж скорее поверила бы, что Света все-таки лиса-оборотень, уж очень она напоминала героиню Пелевина.
— А бежала почему? — спросил Леша.
— Ну-у…
Ну, в общем, она всю дорогу вела себя очень хорошо. С того момента, как заехала на зону, не было к ней никаких замечаний. А потому через два года ее переселили за колючку.
— Через два? А сколько тебе всего сидеть было?
— Шесть.
Тут уж Леша поперхнулся собственным вопросом.
— Ну, по УДО раньше должна была выйти.
— Условно-досрочное освобождение, — тихо перевел Леша для Али.
Короче, по УДО она должна была выйти уже совсем скоро. Теперь уже после побега — х…юшки. Ну и ладно.
Вторые два года она прожила за колючкой, то есть за пределами колонии. У них есть такой специальный домик, куда селят девчонок, которым скоро освобождаться и которые вообще тихие. У них там огород и ферма, пахать приходится больше, чем на зоне, коров доить, хрюшек кормить. Но Светка не жаловалась, ей со зверюгами всегда было хорошо, они ее любят, что коровы, что собаки, что лисы с волками. Ее потому и отправили на ферму, что она со всякой живностью ладит.
Ну, а как стало понятно, что освобождаться скоро…
Тут Света пригорюнилась и начала грызть кулак.
Короче, отправлять ее стали в детский дом. Потому что ей до восемнадцати все-таки еще далеко и школу она не закончила. Детдом ее брать не хотел, но социальный работник сказала: не волнуйся, привезем и сдадим под расписку, никуда они не денутся. И стало тут Светке так скучно. Никогда она в детдоме не жила, и да что ж это такое — из одной казармы в другую? Когда ж на свободу человеку?..
— А что, у тебя родственников никаких? — уточнил Леша.
Света помотала головой.
— Где же ты раньше жила?
— Сначала с мамой и отчимом, после только с отчимом.
— А где отчим?
— Да нет его, — неохотно ответила девочка.
— Тоже умер?
— Угу.
— И что ты собираешься делать?
Пушистая лисичка пожала плечами. Она, оказывается, пробиралась в этот район не случайно, а потому что здесь женский монастырь. Хотела пойти в монахини, грехи замолить, да и вообще… Надоело все.
Короче, пришла к монашкам, а те ее шуганули. Мол, если ты беглая арестантка, то иди досиживай свой срок, а там посмотрим. Паспорт им, видите ли, нужен, как в ментовке. И чтоб была совершеннолетняя. Хорошо хоть характеристику с места работы для монастыря не требуют.
— Ну, а ты как думала — что они тебя примут и не спросят, кто ты и откуда?
— А чего бы нет! Я им говорю: я крещеная, Церковь же у нас отделена от государства. Нам на занятиях так говорили. А эта матушка, настоятельница, что ли, глазами зырк-зырк, сейчас, думаю, мусоров вызовет. Пришлось ноги делать оттуда и в лесу поселяться. Ну, ничего, лес он добрый, не то что люди.
— И что же, так и собираешься жить дальше в лесу? А зима придет?
— Ну-у… — задумалась Света. — Не знаю. Приблужусь к кому, к сторожу какому-нибудь.
— Нельзя так, Света, — сказал Антонов тем голосом, каким он объяснял Юльке задачки по математике, — нельзя всю жизнь провести под кустом. Ты красивая умная девушка, ты сильный человек…
— Это с чего вы взяли, что умная и сильная? — презрительно скривилась гостья. — Да и не человек я, а зэчка.
— Прежде всего ты человек.
— А вот и нет. Прежде всего я зэчка. Это нам психолог Людмила Александровна объясняла.
Леша хотел что-то сказать, но промолчал и после паузы сделал следующую попытку.
— Ты умная и сильная, потому что смогла столько времени выжить сама в дикой природе. Это означает, что ты многого добьешься в жизни. Для этого тебе надо окончить школу, получить профессию…
Света, не скрываясь, зевнула.
— То есть вы меня сейчас обратно на зону отправите? Для этого кормили да согревали?
Леша нахмурился:
— Сколько тебе дадут за побег?
— Года два. Да свой срок отсиживать придется — еще два, — с некоторым даже удовольствием стала считать Света. — Итого четыре. После двадцати одного года переведут меня на взрослую. В двадцать два выйду, если еще не накуролесю. Ничего, нормально. Там и жить-то всего ничего останется, как-нибудь перекантуюсь.
Аля не выдержала и вышла на веранду. Стояла чудная солнечная погода, их последние дни отдыха, которые Лешка решил потратить на перевоспитание маленькой уголовницы. Интересно, что это такое — сто пятая статья?
