Автор выражает две признательности своим соратникам по пространству идей и идеалов Роману Букаранову и Елене Каминер, в общении с которыми его посетили две идеи, породившие замысел этой вещи.
1. Уж будьте уверены!
Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора.
«Скоро уже закат, — машинально подбодрил он себя, — в полдень будет не так заметно».
И правда, сейчас не до тени. Её он наверстает и даже сократит. Не первый раз, как говорится. Но Варвара… Умолкшая песня души моей, Варенька, зачем ты опять зазвучала?..
С этим и предстояло разобраться — зазвучала ли.
Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал.
Процесс для такого рода дел оказался коротким (всего девять заседаний), но насыщенным. Было рассмотрено пять направлений и несколько десятков эпизодов. В их совместном владении остались воспоминания о том, как это случилось первый раз, второй и третий (все три — за день до женитьбы, а вообще-то на следующий день знакомства), а также семь случаев, помеченных маркером «а помнишь?», и три приключения, которые они запомнили по-разному. Ещё бытовые пустяки, летние и зимние вечера, осенние и весенние, прогулки на лыжах и велосипедах, кормление уток с моста через Пехорку, романтические ужины после возвращения из командировок, променады перед сном — всё то, что спрессовывается в калейдоскопическое мельтешение картинок. Варваре отошло то, что она когда-либо рассказывала ему о своих пациентах (что, в общем, справедливо), о своей жизни до их встречи (вздорная мелочность — как-никак при расставании он оставил ей свою фамилию), и остальные интимные сцены (что ни в какие ворота не лезет). Ему… в общем и целом немногое: он лишился всего, где звучало: «Я так тобой горжусь, Киш!» и «Покажи им, Киш, у кого кишка тонка!», тех дней, когда он валялся с температурой, а она ухаживала за ним, кроме того, ему запрещается использовать образ Варвары в лирических мечтаниях и эротических грёзах. Нарушение последнего ограничения, равно как и проникновение в отчуждённые воспоминания, отныне станет трактоваться как ментальное сексуальное домогательство и посягательство на частную собственность — со всеми вытекающими.
— У вас есть право во избежание будущих конфликтов с законом уже сейчас пройти вспомогательную дементализацию, что обеспечит вам смягчение обстоятельств в случае нарушений по данному вердикту, — закончив чтение приговора, сообщила ему судья, тридцатилетняя шатенка в чёрной мантии, чьё толстенное обручальное кольцо ужасно раздражало Киша на протяжении всего процесса.
— Благодарю. — Киш учтиво покачал головой, словно был на обеде у радушных хозяев и отказывался от сладкого. — Я даже после армии без этого как-то обошёлся. А там, знаете ли, было много всякого такого, что хочется забыть.
— В таком случае, — кивнула она, — закон предоставляет вам инерционный период забывания сроком в двое суток, начиная с девяти ноль-ноль завтрашнего дня. Суд рекомендует вам использовать данное время по назначению, так как практика показывает, что использование инерционного периода нецелевым образом, а именно — для того, чтобы в последний раз вспомнить всё, — здесь она сделала ударение, — неминуемо приводит к дальнейшему нарушению установленных судом ментальных ограничений и, как следствие, к принудительной дементализации, — ещё одно ударение.
«Бог ты мой, а ведь это могла быть моя одноклассница!», — бесстрастно ужаснулся Киш напоследок.
— Я учту это, — в последнюю секунду он удержал себя от сарказма: он прятал боль за весёлостью, а веселье под слоем невозмутимости. — Непременно.
К последнему заседанию Киш пропитался к даме в мантии мягкой антипатией. Понятно, что среди судей высока безработица — слишком много желающих судить других, и уж если выпадает законный повод, то стараются отработать его по полной. Но данная жрица Фемиды проявляла неугомонный интерес исследователя именно к тем моментам дела, которых он бы предпочёл не касаться. Ноль деликатности. Киш живо представлял, как по вечерам, обмениваясь с мужем новостями дня, её честь рассказывает его чести (?) про них с Варварой (очередную парочку семейных неудачников) и тонко делится подробностями: «Ничего особенного… В основном всё то же самое… Милый, может, тоже так попробуем?..»
Заодно его утомил собственный адвокат — со звучным, словно сбежавшим с афиши, именем Аркадий Аккадский, и негромкий на вид (маленький, с ярко выраженной лысиной и очень энергичный — несмотря на полтинник с хвостиком). Доброжелательность Аккадского так основательно подкреплялась многословием, что порой становилось непонятно, чем это таким неуловимым она отличается от назойливости.
— Как вы? — Аркадий снова был тут как тут.
Киш пожал плечами.
— Что ж, старина, считаю, мы неплохо отбились, — бодро продолжал служитель Презумпции. — На большее и рассчитывать было сложно, а если учесть, что судья — женщина…
Киш промолчал. В небольшом дворе суда оглушительно пахло сиренью. Он надеялся, вдруг повезёт ещё раз увидеть Варвару и перекинуться с ней парой слов без свидетелей. Во время процесса они виделись только в начале заседаний, чтобы подтвердить, что узнают друг друга, а затем удалялись каждый в свой сектор зала, разделенного матовой перегородкой чуть ли не по судейскую трибуну, дабы не множить общие воспоминания.
— Приятно было с вами работать.
Киш решил, что это прощание, и рассеяно протянул руку. Аккадский, которому на последнем заседании не дали вволю наговориться, обхватил её обеими ладонями.
— А вы — необычный клиент, — последовало эпическое вступление, — это я вам искренне говорю: необычный. Признаться, первый раз вижу, чтобы человек в вашем положении не стремился узнать, как обстоят дела у его бывшей на личном фронте. Я мог бы это пробить, — не в первый раз мягко напомнил он как бы невзначай, — у меня есть кое-какие связи. Обычно такие вещи стараются раскопать ещё до процесса, но вы…
— Я могу и сам об этом спросить, — возразил Киш. — Напрямую.
— Вы уверены, что узнаете правду? — мастер Апелляции тонко улыбнулся.
— Если она не захочет говорить, зачем мне это узнавать? — Киш пожал плечами.
— Приятно работать с интеллигентными людьми, — подхватил Аккадский. — Помню, вёл дело одной пары: вот там схлестнулись так схлестнулись — ни мгновенья не хотели друг другу уступать. Уж на что я всякого навидался, а… — Киш вовремя отключил уши, и чужие перипетии полетели мимо.
