Интонация на последнем слове обычно показывала, заслуживает ли пришедший внимания. Она часто определяла решение хозяйки принимать визитера или нет. В случае отказа ответ давался в зависимости от щепетильности хозяев.
Журнал для слуг советовал: «Если ваши наниматели не желают принимать по каким-то причинам, то лучше отвечать, что господа заняты, и вы будете признательны, если посетитель заглянет позже! Лучший слуга тот, кто, ставя интересы хозяев на первое место, не лжет им в угоду без крайней нужды! Если даже ваш господин только что умер, не следует объявлять об этом первому встречному».
В этом отношении хозяева могли быть спокойны. Дворецкие славились своим непроницаемым видом, за которым невозможно было прочитать ничего. С одинаковым беспристрастием они объявляли о пожаре и о приготовленном ужине. Когда стол был накрыт, дворецкий входил без стука в рисовальную комнату и объявлял: «Ужин сервирован, мэм!» Затем, после того как хозяева проходили в столовую и рассаживались за столом, он вносил первое блюдо, за ним шли остальные слуги со следующими угощениями, каждое – закрытое крышкой.
Сервировался обед и ужин, как правило, лакеем, но дворецкий был ответствен за то, чтобы красиво расставлять на нем дорогие серебряные вазы, подсвечники, скульптурки. Дворецкий вставал за спиной хозяина, чтобы по его команде разлить по бокалам вино. После произнесенной молитвы он давал команду слугам обходить гостей и класть на их тарелки порции от каждого блюда. Когда приходило время десерта, он удалялся в комнату домоправительницы, чтобы с остальными верхними слугами попить чаю. Однако к тому моменту, когда нужно было подать чай гостям, он был уже на месте, чтобы, наливая каждую чашку, передавать их через лакея для господ. Его последней задачей за день являлась проверка того, потушены ли все лампы и заперты ли все окна и двери на первом этаже дома.
Вставать он должен был очень рано, для того чтобы проверить, хорошо ли вентилируется подвал, где хранилось вино. Часто в очень богатых домах роль дворецкого, помимо управления слугами, сводилась к слежению за тем, чтобы подвал аристократа всегда пополнялся новым запасом дорогих вин, которые дворецкий сам же и подавал хозяину за ужином. Он помещал свечу на длинном пруте, и если пламя гасло, то он прибегал к искусственной вентиляции. С его точки зрения, идеальным было сводчатое хранилище для вина, расположенное в северной части дома, вдали от тряски карет и экипажей, вибрации кузниц и галопировавших всадников. Оно должно находиться в глубоком и сухом подвале, который не заливался бы водой при длительных, обильных дождях. Он также знал, что делать с вином, когда оно становилось слишком уксусным или приобретало неприятный привкус. В солодовый алкоголь он добавлял угольный порошок, что придавало напитку вкус хорошего бренди, когда нужно было сгустить малмсей, он смешивал двадцать яиц, в другие вина он добавлял рыбий клей или желатин. Если белое вино обладало не очень приятным вкусом, он сливал половину, а в другую доливал галон свежего молока, клал горсть морской соли и риса, после чего сбивал содержимое в течение получаса, выливал в бочонок и запечатывал на несколько дней. Вкус напитка после этого значительно улучшался. Дворецкие были большими знатоками вина, ведь у них было столько возможостей оценить его. Если они слишком увлекались пробой, то вино приходилось разбавлять. В поместьях дворецкий к тому же еще и варил пиво или руководил варкой.
Со временем хозяева менее охотно доверяли дворецким ключи от винного подвала, подозревая, что если они будут хранить их у себя, то количество бутылок будет уменьшаться гораздо медленнее. Многие слуги возражали против такого недоверия, тем более что, как правило, подозрительный хозяин и все счета, приходившие в дом, старался оплачивать сам, не доверяя домоправительнице и дворецкому. Слуги, работавшие в доме долгое время, все равно находили способы вернуть себе утраченные источники дохода. Многие из них мечтали о том, как однажды с горничной леди или с домоправительницей они, после того как покинут службу, откроют собственный отель, поженятся, обзаведутся детьми. Однако часто эти мечты так и оставались мечтами, поскольку нарушить размеренный и стабильный, сытый образ жизни с возрастом становилось все труднее и труднее.
Время от времени посещая свой клуб, отдельный от клуба для лакеев и кучеров, дворецкие в компании себе равных обменивались сплетнями о своих хозяевах. Один из таких клубов описан в упоминаемой серии Вудхауса «Дживс и Вустер», в правила которого входило при вступлении вписывать в специальную книгу все интересные детали о своих работодателях. Высокий статус дворецкого порой играл с этими слугами злую шутку. Они начинали забываться и ставить себя чуть ли не вровень со своими хозяевами. У дворецкого для этого были все основания. Одевался он в одежду с его плеча, как джентльмен. К ней специально в его присутствии подбирался неправильный галстук, чтобы показать статус слуги. Большую часть времени вращаясь в круге господ, учась от них поначалу, как себя держать и о чем говорить, многие усваивали этот урок так хорошо, что, как в случае с Дживсом, становились более похожи на джентльменов, чем их хозяева. Чувствительность и обидчивость дворецких – отдельная тема разговоров в обществе. В журнале «Наблюдатель» за 1848 год был рассказан достоверный случай, когда в полицию на Мальборо-стрит пришел элегантно одетый человек, по виду из чистой публики, и умолял рассмотреть его дело. Он сообщил, что пострадал, устроившись на работу дворецким (это единственная должность, на которую не нанимались, дворецкие на работу устраивались), о чем он гордо и заявил. В рождественский вечер его хозяин приказал ему пойти на кухню и выжать несколько лимонов. В ответ он очень вежливо возразил, что эта работа для слуги низшего ранга, и отказался ее исполнить. Рассерженный хозяин толкнул его, в результате чего поднос, который дворецкий держал в руках, упал вместе с рюмками, которые разбились. Когда же джентльмен приказал убрать этот мусор, дворецкий возразил, что это кропотливая работа для горничных, а не для него. Рассердившись, хозяин решил, что слуга или пьян, или сошел с ума, и рассчитал его на следующий день. «Он даже не вызвал лакея, чтобы донести мой багаж! Я уверяю вас, – говорил он с болью в голосе. – Я был вынужден нести мои собственные вещи и ковровую сумку целых полмили!»
Когда магистрат спросил его, зачем он пришел в суд, бывший дворецкий ответил, что желает получить материальную компенсацию от своего хозяина. Судьи, однако, не вошли в его положение, рассудив, что просьба в адрес своего слуги выжать лимоны была вполне допустима.
Строгий блюститель нравственности у своих подшефных, дворецкий, как пастух, следил за тем, чтобы ни одна дурная овца не испортила стада. Однако чаще всего искушение приходило не снизу, а сверху.
В каждой книге было написано, что горничные должны были пресекать малейшие ухаживания со стороны джентльменов, не отвечать на комплименты, не принимать подарки и не допускать поблажек для себя. Но это шло вразрез с тем, что молодым и симпатичным горничным порой приходилось раздевать своего господина и укладывать его в кровать. Подобные щекотливые моменты в книгах не учитывались. Все нравственные предупреждения сводились к тому, чтобы своим видом горничная не пыталась вызвать непристойных желаний у своего хозяина. Она не должна носить ярких лент, украшений из пера или других, вызывавших недостойные мысли предметов одежды. То есть, при неблагоприятном исходе, бедняжка заранее обвинялась в том, что была привлекательна, даже если она одевалась всегда очень скромно и вела себя чрезвычайно целомудренно. Сэмюэл Ричардсон – печатник, который в молодости помогал неграмотным служанкам писать любовные письма, был как никто другой знаком с тем, что молодые, неопытные девушки были совершенно не подготовлены к жизни и довольно часто попадали в ситуации, из которых не знали, как найти выход. В зрелом возрасте он опубликовал некоторые из писем, которые ему доводилось писать. Два из них приводятся ниже:
