Как и следовало ожидать, арест Абакумова и его сотрудников вызвал среди рядового состава Охраны серьезные опасения, а затем и нешуточную тревогу. В сентябре 1951 года Хрущеву было поручено успокоить партийных деятелей Охраны и разъяснить им ситуацию. В своей речи этот коротышка слово в слово повторил выдвинутое Сталиным обвинение против Абакумова и его офицеров, заключавшееся в том, что они проявили преступную халатность и не распознали среди аппарата северной столицы врагов народа. Однако мало кто из Охраны принял на веру процитированные Хрущевым слова Сталина. Большинство осталось при убеждении, что Абакумов попал под топор с подачи Берии, который искал возможность отомстить ему за ряд своих уволенных ставленников. Но все согласились с побочными обвинениями против Абакумова в его аморальном поведении и растрате государственных средств. Им ли было не знать о бесчисленных любовницах своего шефа и казенных деньгах, которые он тратил на их содержание.
Через несколько дней после падения Абакумова Берия предпринял попытку ковать железо, пока оно горячо. Он предложил Сталину доверить Меркулову пост главы госбезопасности. Однако диктатор, интуитивно не доверявший Берии, отверг эту кандидатуру и назначил генерал-лейтенанта Сергея Огольцова г— единственного из заместителей Абакумова избежавшего ареста — исполняющим обязанности начальника госбезопасности.
Тогда Берия, желая любыми средствами взять реванш, стал напирать на преступления Абакумова, сетуя по поводу плачевного состояния, в котором оказалась служба государственной безопасности под его руководством. В результате Сталин согласился назначить комиссию по расследованию не только деятельности Абакумова, но и всего аппарата госбезопасности в целом. В состав этой комиссии вошли Берия, Маленков, Булганин и Игнатьев. В декабре 1951 года, после начала работы следственной группы, Огольцов был отстранен от должности, а МГБ возглавил Игнатьев, до того времени подвизавшийся в должности инспектора (чиновника нижнего звена) ЦК КПСС. А настоящий босс, временно вернувший себе милость Хозяина Берия, помог ему обзавестись заместителями, которые, разумеется, являлись его собственными ставленниками.
Однако наиболее деятельным заместителем Игнатьева был донесший на Абакумова «эксперт» по делу Жданова Рюмин. Сталин, у которого к тому времени развился настоящий психоз, если не надвигающееся безумие, счел Рюмина и его «разоблачения» неожиданной удачей. Со временем он прочистил мозги покорному и, несомненно, насмерть перепуганному Рюмину и заставил его принять деятельное участие в фальсификации расширенного варианта дела о смерти Жданова. Эта новая версия незамедлительно превратилась в «заговор врачей», ложь, утверждавшую, что ряд врачей — количество их постоянно возрастало — был замешан в отравлении Жданова и Щербакова, прежнего секретаря ЦК, точно таким же способом они якобы намеревались поступить со Сталиным и некоторыми членами Политбюро, а также руководителями Советской Армии. Разумеется, большинство из этих «злодеев», ни в чем не повинных врачей, были евреями, имевшими несчастье угодить под очередной русский погром.
В соответствии с этой чудовищной фальсификацией была награждена орденом Ленина агент Охраны медсестра Тимашук. Ее награждению сопутствовала хвалебная кампания в советской прессе. Однако остается только гадать, по собственному ли почину действовала эта женщина, давшая толчок кровавой мясорубке 1948 года, или она выполняла указания Сталина, подготавливая тем самым почву для другого, куда более изощренного дела, чем убийство Кирова.
Поскольку Сталин твердо решил превратить «заговор врачей» в большой показательный процесс, как в былую эпоху чисток, до его объявления прошло довольно много времени, потребовавшегося на предварительную работу. Должно быть, арестованные врачи оказались сильными духом людьми, раз их так долго не могли сломить. Несколькими годами позже, разоблачая «культ личности», об этом упоминал Хрущев, который процитировал обращенные к Игнатьеву (И Рюмину) слова диктора: «Если вам не удастся выбить признание у этих докторов, то мы укоротим вас на голову». Вооружившись, подобным напутствием и используя средства, которые лучше не описывать, эта пара заставила врачей наконец сознаться.
Тем временем комиссия Берии трудилась не покладая рук. Она обнаружила, что Охрана обходится государству в три миллиарда рублей в год, в связи с чем было рекомендовано в целях экономии сократить руководителей нескольких отделов госбезопасности. Но, не ограничиваясь только этим, комиссия предложила основательно урезать охрану Сталина и таким образом взять вождя под контроль. К этому времени диктатор был настолько увлечен подготовкой «заговора врачей», что не смог отреагировать адекватно.
В результате Берия «вычистил» Охрану, ту самую организацию личной безопасности, которую Сталин, находясь в здравом рассудке и твердой памяти, довел практически до совершенства. Десятки генералов и полковников бросили в застенки или перевели на новое место службы, в лагеря. От первоначальных семнадцати тысяч человек, служивших в Охране, осталось всего семь тысяч. Большинство уволенных Берия перевел в другие организации госбезопасности, придерживая их в резерве до того времени, когда ему подвернется случай захватить власть.
Остальных он полностью реорганизовал. Отдел регулировки уличным движением попал под начало милиции. Управление снабжения, занимавшееся собственными подсобными хозяйствами и скотобойнями для потребностей партийных чинов, вернули частично Министерству торговли, а частично Главному управлению снабжения госбезопасности. Принадлежавшие Охране колхозы и совхозы передали в ведение Министерства сельского хозяйства. Вездесущие люди в штатском, некогда так примелькавшиеся на главных магистралях Москвы во время передвижений Сталина и его заместителей в Кремль и обратно, попали в подчинение госбезопасности, в отдел службы наблюдения.
Перед тем как окончательно урезать число телохранителей Сталина, Берия открыто заявил группе высших чинов Охраны, получивших новые должности в столице: «Для чего нам три тысячи агентов в штатском на улицах Москвы? Или вы считаете, что спустя тридцать пять лет со времени революции найдется хоть кто-то, кто захочет убить нашего дорогого товарища Сталина? Товарища Сталина любят все. Поэтому нет необходимости держать такую большую охрану».
Далеко не все руководители Охраны остались довольны проведенными сокращениями, но молча повиновались Берии. Таким образом, когда сокращения закончились, личная охрана Сталина, Охрана № 1, ослабла практически наполовину; оставшаяся обеспечивать безопасность диктатора группа офицеров, возглавляемая всего лишь майором, оказалась не только малочисленной, но и малоопытной. Перемены не коснулись только состава той части Охраны, которая обслуживала личное хозяйство диктатора.
В начале мая 1952 года, в самый пик кампании Берии, примерно двести пятьдесят офицеров, уволенных из Охраны, собрались у здания отдела кадров госбезопасности в надежде получить новое назначение. Только немногим бывшим охранникам Берия назначил пенсию. Остальным же было предложено отправляться служить в отдаленные лагеря Сибири.
Большинство из тех, кому не посчастливилось выйти на пенсию, совершенно не понимали истинную подоплеку всей кампании, затеянной Берией. Поэтому вскоре они снова собрались перед зданием госбезопасности на площади Дзержинского. Блокировав подъезд, которым пользовался Игнатьев, они потребовали, чтобы он вышел к ним. Испуганный министр позвонил Берии, и тот посоветовал шефу МГБ извиниться и успокоить протестующих, переписав их фамилии якобы для определения будущего назначения. Так закончилась первая в истории демонстрация российских телохранителей, обеспечивавших безопасность лидера государства. На следующий день их всех собрали в отделе кадров и спокойно повторили прежнее предложение — Сибирь. В течение недели все они исчезли из Москвы.
