– Простите, – начал он, – вы говорите по-гречески?
Мужчина развел руками.
– Немного.
– Ах, хорошо. Скажите, не пергаменты ли везет ваш ослик? – спросил Аргирос самым раскованным тоном, каким только мог.
Но внутренне он напрягся, как натянутый лук. Если ответ – да, то можно ожидать нападения прямо на месте.
Погонщик кивнул:
– Их. А что?
– Э-э… – На мгновение обычно свободный язык Аргироса будто онемел. – Можно мне купить один лист? Я забыл выписать квитанции нескольким моим съемщикам, а вот увидел вас с этими свертками и вспомнил.
Сколько из этого объяснения понял местный погонщик, неизвестно, но он хорошо знал слово «купить». После быстрого торга они остановились на половине серебряного милиаресия. Погонщик осла открыл один из свертков. Аргирос опять приготовился к бою, думая, что этот человек сам не знает, что везет, и что сейчас обнаружатся подрывные листовки.
Но пергамент, протянутый Аргиросу, был чист.
– Хорошо?
– М-м? О, да, прекрасно, спасибо, – рассеянно ответил агент.
Словно инспектор качества товаров, он прошелся рукой по уголкам кипы – а вдруг только первые несколько листов оставили чистыми, чтобы спрятать остальные? Но ни на одном листе ничего не было написано. Пришлось смириться.
– У вас тут отличный товар. Писать на такой бумаге – настоящее удовольствие.
– Спасибо, господин. – Погонщик убрал монету в карман и снова завязал сверток. – Пойдет не писцу, однако.
– Правда? – спросил магистр не очень заинтересованно. – А кому же?
Погонщик усмехнулся, как будто собираясь рассказать какую-то смешную историю, в которую слушатель не поверит.
– Аврааму, горшечнику, вот кому. Он клей хочет тоже.
– Правда? – Тон голоса Аргироса резко изменился – с какой такой стати ему нужна тысяча листов пергамента и столько клея, что можно приклеить половину Дараса?
– Что я знаю? Сумасшедший он, – пожал плечами погонщик. – Мой хозяин Йесуйаб, он работать над этим заказом в прошлый месяц. И когда он приготовил его, сосед Муса, клеевар, он сказал мне, у него тоже есть для Авраама, так не возьму ли я заодно. Почему нет, говорю. Мой ишак сильный.
– Конечно. Что ж, спасибо еще раз.
Аргирос дал человеку удалиться и пристально смотрел ему вслед, пока погонщик с тремя вьючными лошадьми не потребовал освободить дорогу. Магистр отступил в сторону, почесывая затылок.
У него появилась одна идея. Он вернулся в канцелярию. С помощью расторопного Харуна скоро он добавил на карту Дараса еще две отметки, потом третью, а потом, подумав, и четвертую. Агент всмотрелся в новый рисунок.
– Так-так. Интересно, – произнес он.
Месопотамская ночь опускается с театральной внезапностью. Казалось, только что на небе еще было видно солнце, и вдруг наступает полная темнота. Вчера это обстоятельство стало помехой, а теперь Аргирос решил извлечь из него выгоду. Он вернулся в гостиницу Шахина ближе к вечеру, сетуя на то, что придется возвращаться в канцелярию и, вероятно, сидеть там несколько часов. Он заставил себя сдержаться и не кивнул удрученному соглядатаю, который поднял удивленный взгляд и оживился, когда пришел Аргирос.
Как и следовало ожидать, бедняга опять поплелся за ним, но агент действительно вернулся в контору Маммиана. Писцы и секретари с любопытством смотрели на магистра, а тот просто ждал. Наконец шпион затосковал и поплелся прочь, убежденный, что предмет его слежки пробудет здесь дотемна. Работники канцелярии ушли как раз перед закатом, оставив Василия в одиночестве.
Аргирос крался по задворкам Дараса, точно грабитель, без огня, который мог бы выдать его присутствие. Он спрятался в дверном проеме, услышав тяжелую поступь наряда патруля Леонтия. Вскоре, возможно, придется обращаться за помощью к начальнику гарнизона, но не сейчас.
К счастью для Аргироса, по кузнице оказалось легко найти горшечную лавку Авраама. Как он и предполагал, окна лавки закрыты ставнями, а двери заперты на засовы и замки, как парадная, так и задняя. Ничего удивительного – любой здравомыслящий хозяин поступил бы так же.
Агент осмотрел заднюю дверь: замок стандартный. В одном конце задвижки сверху вниз просверлено отверстие. Такое же отверстие в нижней части рамки засова, в которую входит задвижка. Прежде чем отправиться домой, Авраам опустил металлический цилиндрический штырь в отверстие задвижки, так что она наполовину оказалась в рамке, а другой половиной держала перекладину.
Верхушка цилиндра была ниже верхней поверхности задвижки, так что любой прохожий не мог его отодвинуть. Ключ Авраама, разумеется, был снабжен крючками или зажимами, чтобы вытащить штырь из отверстия.
Однако был и другой способ. Аргирос вынул из кармана на поясе щипцы с длинными концами, похожие на те, какие используют врачи, чтобы хватать сосуды для кровопускания. Его щипцы, однако, были не с плоскими зажимами, а с загнутыми внутрь.
Он просунул их в отверстие. Повертев их внутри, он почувствовал, что зажимы скользнули мимо верхней части штыря. Он зажал ее щипцами, а затем уже не составляло труда вытащить штырь из отверстия.
Магистр оставил дверь приоткрытой, чтобы в лавку проникал хотя бы какой-то свет и можно было найти лампу. Он бил кремнем по железу, пока фитиль не загорелся, а затем затворил за собой дверь. Закрытые ставнями окна не пропускали тусклый свет лампы на главную улицу.
Осторожно Аргирос пробрался в загроможденную, тесную лавку. Поначалу все казалось обыкновенным. Две печи, потушенные до утра, но еще теплые на ощупь. Между ними – гончарное колесо. Были тут и куски очищенной глины и, для их размягчения, – горшки с водой. У Авраама имелись формы для лепки в виде ладони, рыбы, кисти винограда и других предметов и набор инструментов как у скульптора, чтобы вырезать рельефы, популярные в Дарасе. Готовые к продаже горшки заполняли передние полки лавки.
Аргирос застонал от отчаяния и погрузился в раздумья. Если что-то здесь не так, это могло быть связано с пергаментами, которые Йесуйаб отправлял Аврааму. Где же они? Магистр поднял лампу и зарычал сам на себя. Ведь он прошел мимо них – вот они, сложены возле стола слева от задней двери.
А на столе – горшки с клеем. Рядом находились небольшие емкости с чернилами и прямоугольная металлическая пластина, которую кузнец передал Аврааму. Низкая железная рама охватывала ее вокруг. Последним предметом на столе оказалась большая красильная кисть.
Опять отчаяние. Вот пергаменты, вот чернила, но Аргирос не понимал, каким же непостижимым образом отсюда выходили листовки. Нужно было нанять двадцать писцов, чтобы исписать столько листов, сколько есть у Авраама, и в этом случае грамоты должны были сильно отличаться друг от друга.
Над столом – четыре полки, и на каждой – дюжина глиняных горшочков (кроме верхней, где их было тринадцать). Только потому, что они оказались рядом с пергаментами и клеем, Аргирос достал один из них. Он повертел его в руке и чуть не выронил – на обращенной к стене стороне была выгравирована большая буква «дельта»: «А». Агент вынул пробку, приподнял лампу и заглянул внутрь горшка.
