Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Я постоянно объяснял русским, что никогда не был политическим деятелем, поэтому не оцениваю свои поступки с политической точки зрения, и, следовательно, они не должны рассматривать рассказываемые мной истории как пропаганду. Тем не менее я придерживался мнения, что русские, переводя с одного места на другое, пытаются изолировать меня от привычного круга общения и стараются делать так, чтобы я очутился в совершенно непривычных для себя условиях. Без сомнения, все это – приемы тактики русских, старавшихся, чтобы мы не смогли установить близкие связи с окружавшими нас людьми. Чтобы держать нас под контролем, они разработали определенную схему перевода заключенных с одного места на другое, которая неукоснительно соблюдалась.
В 1953 году наши надежды на скорое возвращение домой возросли опять. В Москве велись переговоры между Гротеволем[8] и советским правительством. В советских газетах, а также в газетах, издававшихся в советской зоне оккупации, печатались статьи, в которых говорилось о том, что вскоре всех немецких военнопленных освободят, за исключением особо злостных военных преступников. Среди нас нашлись знатоки, которые предсказывали, кого отпустят домой, а кого нет, но, как всегда, ошиблись. Некоторые из тех, кто думал, что их отправят в Германию в самую последнюю очередь, отбыли на родину, а те, кто надеялся, что уедут со следующим же эшелоном, так и остались в лагере. После всего этого можно было строить теорию, что у русских все процессы носят хаотичный характер, но она так и осталась теорией.
Во всяком случае, осенью и зимой 1953 года домой вернулись тысячи людей, которые смогли рассказать о страданиях тех, кто все еще продолжал томиться в неволе. Мы твердо верили, что вернувшиеся домой, а также многие другие наши соотечественники не забудут о нас. В декабре 1953 года в Германию ушли последние эшелоны. Нас осталось не так уж и мало, и мы опять оказались наедине со своими надеждами.
К 15 февраля 1954 года все генералы, находившиеся в близлежащих зонах, были собраны в нашем лагере. Спустя много дней всех нас, около 30 генералов, отправили в Войково, расположенное в 300 километрах к востоку от Москвы. Там располагался генеральский лагерь. Определенное число генералов осталось там еще со времен судебных процессов, а менее сговорчивых отправили оттуда в другие трудовые лагеря. Вместе с нашим этапом и некоторыми другими, которые прибыли примерно в то же время, в Войкове оказалось 186 генералов. Кроме немецких, десять венгерских и около 40 японских генералов.
Лагерь был переполнен. Вся работа выполнялась исключительно генералами. Я чистил картошку и мыл овощи. Цветочные клумбы и парк были предметами особого внимания. Семена некоторых растений привезли из Германии, и некоторые генералы оказались прекрасными садовниками. Русские показывали прекрасные цветники любому посетителю с таким видом, как будто это их собственное достижение. Там же имелась ферма по разведению кроликов, и их мясо иногда разнообразило лагерный рацион. Здесь все работы выполнялись только внутри лагеря, за исключением сбора урожая.
Как и во всех других лагерях, заключенные разделились на небольшие группы. Они читали и обсуждали между собой советские газеты и газеты из советской зоны оккупации. В лагере разрешалось послушать новости и по радио, однако вся информация, получаемая из таких источников, оказывалась крайне однобокой. По прошествии многих лет мы научились читать между строк. Начальник лагеря, носивший звание полковника, не отличался излишней суровостью, поэтому жизнь здесь по сравнению с другими зонами можно даже назвать относительно приятной.[9]
Весной 1954 года наши надежды на скорое возвращение домой вспыхнули с новой силой, но вскоре померкли. Мы оставались там же, где и были. Но лето сменила осень, а осень – зима. Прошел еще один год! Периоды надежд сменялись периодами тревожного ожидания, на смену которым приходили новые надежды, сменявшиеся отчаянием, и этот бесконечный процесс изматывал нам душу, пока, наконец, когда уже никто и не надеялся, пробил час нашего спасения.
Визит Аденауэра в Москву
Русские, разумеется, всего лишь просто люди и ничто человеческое им не чуждо. Никто не мог предсказать, что в один прекрасный день Кремль пригласит в Москву Аденауэра, пользовавшегося у него дурной славой. Мы заметили, что после смерти Сталина произошли большие изменения. Мы видели стремление следовать жесткой линии, которая иногда менялась «из тактических соображений», но при этом всегда делались ссылки на Ленина, основоположника этой линии. Мы видели, что Россия просыпается с улыбкой от долгого сна, что открывается новая страница в ее истории. Мы знали, что к власти пришел Маленков. Мы видели, что некоторые вещи, которые ранее называли черными, теперь называют белыми. Мы слышали от русских, что они испытывают к Маленкову большую симпатию, поскольку он освободил из лагерей многих людей. Мы видели, что Маленков снова ушел в тень. Мы слышали высказывания новых руководителей, в которых не было ничего нового. Мы видели, что они стараются дистанцироваться от своих предшественников, при этом все же не зная, как далеко в конечном итоге они могут зайти. Еще мы знали, что все останется по-прежнему. Изумленные, мы убедились в том, как плохо разбираются немецкие журналисты, приехавшие в Москву для освещения футбольного матча, в происходящих в стране событиях. Улыбающиеся русские были в наступлении.
Именно в такой момент и прибыл в Москву германский канцлер Аденауэр. Слухи бурлили как никогда раньше. Настроение в течение кратчайших промежутков времени менялось от точки замерзания до точки кипения. Находясь в состоянии постоянного напряжения, мы ожидали исхода напряженных переговоров. Мы обратили внимание на уважение, с которым русские относились к смелой позиции немецкой делегации. Ближе к концу переговоров мы опять воспрянули духом, но в прошлом нас уже обманывали столько раз, что никак не могли до конца поверить в нашу удачу. Нам так часто приходилось разочаровываться!
Затем в Войковский лагерь прибыли три советских генерала. Они пригласили на совещание немецкого старосту лагеря генерала Майнерса и сказали ему, чтобы он собрал так называемый митинг для заключенных, отправляющихся домой. После переговоров с Аденауэром эти три генерала были направлены по распоряжению советского правительства в наш лагерь, чтобы объявить его обитателям: они теперь – свободные люди. По этому поводу даже было опубликовано официальное заявление.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
