Наконец, капитан закончил бесполезные расспросы и, отпустив очередного солдата, повернулся к Родионову:
— Дело ясное, что дело темное. Этот Соломатин утверждает, что пристрелил своего товарища, пресекая побег дезертира к противнику. Тело Никонова, действительно, нашли на нейтральной полосе с пулей в спине выпущенной из винтаря Соломатина. Вопрос, зачем этого Никонова понесло в сторону войск противника, выяснить не удалось, а показания Соломатина соответствуют обстоятельствам происшествия. Одно смущает: при обыске в его вещмешке нашли свернутую заметку из фронтовой газеты о подвиге рядового К., застрелившего перебежчика и представленного к награде. Соломатин божится, что эту заметку приберег для самокрутки. А я бы этого корреспондента за подобные статейки в штрафбат отправил. Он ради красного словца соблазн для солдат посеял, как легко в герои попасть. Теперь, полагаю, не раз придется выезжать на передовую и расследовать подобные ситуации. Тем более, ты утверждаешь, что Никонов, прибывший неделю назад с пополнением, труса не праздновал, два раза вместе со всеми поднимался в атаку и не производил впечатления перебежчика.
— Да, и я не верю Соломатину. Скользкий он тип, никогда в глаза не смотрит, все в сторону косит.
— Твоих личных впечатлений недостаточно для обвинения. Кажется мне, что мог бы поведать кое-что интересное тот молодой веснушчатый солдатик Зубов. Похоже, парень он бесхитростный, но боится этого деревенского здоровяка Соломатина. Придется мне дело закрывать, а тебе писать представление о награждении нашего «героя».
— Все равно, отпуск ему не обломится. Судя по всему, скоро наступать начнем. Идет передислокация, высокое начальство к нам зачастило, да и пополнение, заметь, не из молодняка, а из бывалых частей прибывает. Так что, «солдатское радио» точно доносит: через пару дней в прорыв бросят. Если на Ржевско-Рязанской выступ бросят, то нам кердык. Много ребят уже полегло на этом направлении.
— Похоже, ты прав. Готовится нечто серьезное. Я по своим делам знаю. Участились побеги из госпиталей выздоравливающих раненых. Нам в особый отдел сообщают о дезертирстве, а на самом деле, солдатик к себе в часть стремится попасть, чтобы уцелеть в этой мясорубке. А политруки и газетные писаки эти побеги за героизм выдают.
— Ну, здесь все понятно. Если я, к примеру, с конкретным солдатом, хотя бы сутки под немецкой бомбежкой побывал, то он для меня уже почти родной человек. И в разведку боем, если поступит приказ, прикажу идти не ему, а кому-нибудь из нового пополнения. Незнакомого человека легче посылать на верную гибель.
— Да, знаю я. Почти всех бежавших из госпиталя «дезертиров» нахожу в их прежних подразделениях. Формально, конечно, совершено преступление, и под трибунал подвести можно. А на самом деле солдатик не в тыл, а на передовую сбежал. Хотя хотел, конечно, уцелеть среди своих знакомых вояк.
— Раз, капитан не отрицаешь слухов о наступлении, значит все верно. Надо успеть настрочить письмишко домой.
— Ты прав, ротный, не наше с тобой дело планы высокого начальства обсуждать. Но ты все же, прощупай через верных людей этого Соломатина. Я вырезку с заметкой о застреленном перебежчике на всякий случай изъял и приобщу к материалам. Может быть, что-нибудь дополнительно накопаем. Я у тебя до утра останусь: землянка просторная, а мне ещё надо в соседнем взводе побывать. Там явный самострел, но хитро организованный. Мы легко «леворучников» разоблачаем, когда солдат сам себя калечит, стремясь попасть в госпиталь и уцелеть. Четко видны пороховые отметины от сделанного в упор в руку выстрела, и экспертизы проводить не надо. Но в данном случае все сложнее. Два родных брата прибыли из нового пополнения. Ну и решили спасти хотя бы одного. Вот старший из своей винтовки и перебил пулей руку брата. И хитрую выдвинул версию: мол, выстрел произошел непроизвольно, в результате неосторожного обращения с оружием. Старший брат во всем признается и готов по приговору трибунала отправиться в штрафной батальон. Он жертвует собой ради младшего — любимца семьи. Доказать иное, видимо, не смогу. Завтра оформлю все по закону, и пусть трибунал решает. Мне подобными делами приходиться заниматься чуть ли не каждый день.
— Не надо мне, капитан, ничего объяснять. Это я, а не ты людей в атаку поднимаю. Сам себя от земли с трудом отрываю, заставляя других за мной, пригибаясь от страха, вперед бежать. И каждый раз после боя удивляюсь, что жив остался. Но для верности своего ординарца Ваську Полухина принуждаю меня прикрывать, чтобы никто из солдат мне пулю в спину не всадил из-за моей чрезмерной активности. И я, заметь, никого не осуждаю: жить всем хочется. И ведь правильно говорят, что ожидание смерти, хуже самой смерти. Ну ладно, располагайся вон на той койке. Мой комиссар позавчера успел перед наступлением в госпиталь с аппендицитом угодить. Ну, я пойду, дам кое-какие распоряжения.
Родионов поднялся из землянки и жестом подозвал к себе крепкого старшину с изрытым оспой лицом:
— Василий, ты парень хваткий. Потолкуй по душам с солдатиком Зубовым: он что-то знает про случай с Никоновым. Нажми на него, как следует, не стесняйся в средствах. Я разрешаю.
Молча кивнув, старшина скрылся в начинающих сгущаться сумерках. Вернувшись через пятнадцать минут, доложил:
— Все выяснил. Было несложно: пригрозил пристрелить паренька в первой же атаке, как проявившего трусость, и обещал сохранить в тайне, что он мне расскажет. Парень сразу и раскололся.
— Ну и как дело было?
— Накануне происшествия подкатил к нему Соломатин и показал на два трупа немцев, на нейтральной полосе. Сказал, что немцы ночью тела своих солдат обязательно уберут. Ну, и предложил Зубову сползать туда и забрать у фрицев шнапс, шоколад и часы. Зубов отказался. Тогда Соломатин в сторонке начал шептаться с Никоновым. Зубов дальше ничего не видел. Но, надо думать, Соломатин новичка уговорил. Простодушный деревенский парень пополз на нейтралку за трофеями, а отставший Соломатин его срезал, как только тот отполз подальше.
— Я так и полагал. Но из-за одного только предположения слазить за шнапсом на нейтралку вину Соломатина не докажешь. Готовься, Василий к одному делу. Передай по роте мой приказ: провести разведку на нашем участке и, по возможности, взять языка. Пойдешь через нейтралку сам и возьмешь с собою Соломатина и кого-нибудь из надежных «стариков», которому можно доверять. Если вернешься и доложишь, что наткнулись в темноте на немецкий дозор и есть потери, то легко поверю и расследования проводить не стану. Только труп однополчанина не забудьте притащить для подтверждения обстоятельств ночной стычки.
— Я все понял. Разрешите выполнять?
— Не разрешаю, а прошу все сделать по уму, чтобы комар носа не подточил. Иди. Буду ждать от тебя новостей.
На следующее утро Родионов, разбудив Лукина, сообщил:
— Вчера открылось еще одно обстоятельство: Соломатин предлагал солдатику из новичков Зубову на нейтралку за трофеями слазить. Но допросить «героя» не получится: погиб он сегодня в ночном поиске, наткнувшись по невезению на шальную пулю противника. Будешь труп осматривать?
