«Машина скоро придёт, — сказала медсестра, — потому что здесь больше, чем я могу залатать. Твой товарищ принёс новую рубашку, может, стоит надеть её, чтобы ты выглядел более представительно во Флене?»
Потом он сидел в темноте на заднем сиденье такси с гудящей головой и привкусом крови во рту. Ощутил, как возвращаются мысли. Дышать через нос не получалось, а при вдохе через рот ужасно ныло в месте, где ещё недавно находился зуб. Но он, вероятно, заснул, потому что, когда добрались до больницы, показалось, что дорога отняла лишь несколько минут.
Потом увидел себя при ярком свете в приёмнике скорой помощи, на такой же зелёной кушетке с клеёнкой, как в медпункте.
У врача были очки и белая борода. Вроде как у Джорджа Бернарда Шоу, подумал Эрик.
«Это результат падения на какой-то из лестниц Щернсберга, как я понимаю, — сказал классик, подняв шприц с обезболивающим к свету и выдавив тонкую струйку в воздух. — Не двигайся сейчас, мы сделаем тебе обезболивающее. Сестра, приготовьте ещё шприц. Ага, молодой человек, вот и первый укол. Крутые лестницы у вас в Щернсберге, не правда ли?»
Эрик не ответил. Врач всадил иглу куда-то в щёку под левым глазом.
«Многго ннадо шить?» — промычал Эрик.
«Мм, я видел картинки и похуже, — сказал врач, готовя следующий шприц. — Хотя и сейчас получится несколько часов шитья. Могу тебя уверить».
«Ск-колько швов и где?»
«На щеке у нас два прорыва, считай, по семь-восемь швов на каждый. У ран не такие ровные края, как хотелось бы. На полицейском языке это называется удар тупым предметом. Лестницей, значит».
«А рот?»
«Здесь в углу нужен только один шов, возможно, два. Но потом надо будет еще покопаться, чтобы зашить немного и с внутренней стороны».
«А гглаз, ккак там с гглазом. Я им ничего не вижу».
«Сам глаз не пострадал, и это главное. Но досталось ему прилично. Так что заработает снова не раньше, чем через несколько дней. Они били тебя ногами по лицу?»
Эрик попытался подумать, что он должен ответить.
«Нет», — выдавил он наконец.
«Странно, — продолжил Джордж Бернард Шоу и наклонился совсем близко. — В любом случае, это выглядит, как результат ударов ногами. А неровные края могли возникнуть от каблуков на ботинках, не так ли?»
Врач сделал третий укол, в то время как Эрик задумался, что ему, собственно, отвечать. Выходит, все, кто попадали сюда после пребывания в квадрате, лгали о причине?
«Итак, — сказал врач, — сейчас мы подождём немного, пока обезболивающее начнёт действовать. Тебя тошнило на пути сюда? Ты плохо себя чувствуешь? Сестра, нам, пожалуй, понадобится таз, если вы будете так добры».
«Нет, я чувствую себя достаточно хорошо», — ответил Эрик.
Врач поднял иголку к свету и вдел нитку.
«Да, да, лестницы, лестницы, — вздохнул он. — Но мне попадались и такие, кто выглядел похуже тебя. В начале семестра сюда привозили одного парня, которого звали Леннард, насколько я помню. Ему выбили три зуба, а носовую косточку раскололи на пять частей. Твоему носу досталось единожды. Будешь как огурчик через пару недель. Ну, может, нос слегка приплющится. Да и то вряд ли».
Врач наложил первый шов.
«Сест ра, отрежьте здесь, вот так, спасибо. Тот с носом из пяти частей и тремя выбитыми зубами свалился с той же лестницы, что и ты, я полагаю. Ты, пожалуй, даже видел, как это получилось?»
Врач наложил второй шов.
Выходит, врач говорил о Лелле. Понял ли врач, что существует связь между ними, знал ли он, что именно Эрик стал лестницей для Лелле? Нет, вероятно, нет.
«И сейчас мы отрежем снова, спасибо».
«Собственно, — продолжил врач, поработав немного молча и наложив ещё несколько швов, — мы обязаны сообщать о подозрительных случаях избиения детей в полицию. Перед законом ты всё ещё ребёнок, юноша. И если бы полиция смогла разобраться с нацистским гнездом, откуда ты прибыл, мы, пожалуй, могли бы тратить время на более полезные вещи, чем зашивать избитых детей каждые пятнадцать минут. Ну, что ты скажешь на это?»
«Сскажу, что должен оставаться ттам, пока не смоггу ходить в гимназию в Стокгольме», — ответил Эрик, подумав немного.
«И, следовательно, ты будешь настаивать на версии с лестницей?»
«Я не гговорил ничего ни о какой лестнице. И не собираюсь. Я должен отбыть там ещё три семестра. Вот и всё».
«Да, боже праведный, — вздохнул врач. — Если бы вы, по крайней мере, занимались дуэльным фехтованием. Чтобы получались прямые и ровные края у ран, когда их надо зашивать, вместо подобной дряни. Сестра, отрежьте, пожалуйста. Спасибо! Ты знаешь, что такое дуэльное фехтование?»
«Нет, не ззнаю».
«Фантастика, я и представить себе не мог, что вы в Щернсберге чего-то не знаете. Всё, значит, сводилось к тому, что два нациста дрались на саблях на таком близком расстоянии, что могли попасть только в щёки друг другу. Побеждает тот, в кого попали больше всего и у кого самые аккуратные шрамы. Интересно, не правда ли?»
«Звучит неразумно. Поччему они хотели иметь шрамы?»
«Это придаёт мужественный вид, как они считали. Ты пользовался бы успехом в подобных кругах после того, что с тобой произошло. Это действует как пароль для них. Обладателя подобных шрамов всегда встречают с уважением. То есть у одних это вызывает уважение, а у других более широкий ассортимент чувств. Причём всю жизнь. Потому что шрамы остаются надолго, порою навсегда. Примерно как твои…»
«И мои шрамы будут впечатлять пподобным образом?»
Врач одарил его долгим взглядом сквозь очки, прежде чем продолжил работу.
«Да, значит, не подобным образом, — продолжил Эрик неуверенно. — Но, значит, это ттрудно объяснить».
Врач, похожий на Джорджа Бернарда Шоу, некоторое время накладывал швы молча. Потом он осторожно прочистил ноздри Эрика от свернувшейся крови и пошевелил немного нос вперёд и назад.
«Тебе больно?» — спросил он.
«Да, более-менее».
«Мм. Тебе придётся, как уже сказано, некоторое время потерпеть приплюснутый нос. Будет немного побаливать. Но главное — он цел».
Доктор сделал шаг назад и оценил свою работу.
«Ну вот, получилось достаточно аккуратно. А что вы думаете, сестра?»
Медсестра согласилась и поинтересовалась, надо ли ей обработать раны.
«Нет ещё, у нас осталась внутренняя сторона. Ага, юноша, сейчас будет самое трудное. Так что разговор, боюсь, получится немного односторонним. Скажи только сначала, что ты имел в виду, говоря, что шрамы будут впечатлять. Дело в том, что я неизлечимо любопытен от природы».
«Вво-ппервых, не бьют ппарня со шввами на лице».
«Неужели? И почему же это?»
