На волосок от гибели
На кухне стояла подавленная тишина. Отто слышал только собственное тяжелое дыхание да тихие хрипы Клары и Пауле, которые все последнее время не двигались, глядя прямо перед собой. Все трое лежали за большим медным котлом, рядом с гигантской плитой. Это было единственное место на кухне, куда через пролом в стене не падали лучи солнца, ускоряющие угасание снов.
Отто оперся на локти. Очертания плиты расплывались у него перед глазами. Над плитой, где раньше было окошко, зияла большая дыра. Почему? Он с трудом вспомнил, что здесь произошло. Внезапно голова у него закружилась, и ему показалось, что пол под ним раздвигается и кто-то затягивает его в глубокую черную дыру.
Пауле, который лежал возле штабеля дров, был особенно плох. Левой ноги у него уже практически не было, она вся исчезла, а дыры во всем теле приобрели угрожающие размеры.
Отто вынул из кармана небольшую деревяшку и потянулся за кухонным ножом, который висел на крюке над его головой. Деревяшка напоминала очертаниями маленькую человеческую фигурку.
— Объясни мне, Отто, зачем тебе сейчас еще какие-то шахматные фигурки вырезать? Вот глупость-то! Или ты ваяешь памятник Лашло фон Прокауэру? На память потомству, а?
Хорошо, что у Клары до сих пор сохранилась способность отпускать мелкие колкости, подумал Отто. Вот когда и она запал потеряет, тогда дело труба.
— Побереги дыхалку, Клара. Может, она тебе еще пригодится.
Пауле легонько постучал себе по лбу разводным ключом, который он все это время зачем-то держал в руках.
— Ты что, думаешь, Альбертина тут еще появится? Да если и появится, то к тому времени этот «Социум дизрапатамус» нас уже сожрет.
— Она точно появится, причем не опоздает, — уверенно сказал Отто. Альбертина никогда не бросит в беде свою банду, она не бросит его, Отто, в этом он не сомневался.
Клара покачала головой.
— Но ты же понимаешь, что вилла доживает свои последние часы. Я очень хорошо слышала, о чем эта мерзкая тетка говорила по телефону с Болленштилем. Спорим, через полчаса толстяк вместе с целой армией рабочих набросятся на виллу и разрушат ее до основания. Не думаю, что Альбертине удастся отыскать нас среди груды обломков. — Громкий треск на дворе прервал ее слова.
Отто подобрался к пролому в стене. Лучи солнца вонзались в его тело, как тысяча маленьких иголочек. Отпрянув, он прикрыл рукой глаза. Нащупав другой рукой край пролома, Отто рискнул быстро выглянуть наружу. Он увидел смутные очертания деревьев и статуй в парке. Где-то вдали, на лестнице, слышался стук каблуков тети Коры.
— Сейчас за этот миллион нас похоронят по первому разряду, ребята, — пробормотала Клара.
В гостиной хлопнули двери. Через несколько секунд кто-то стал отодвигать комод от кухонной двери.
— Мы так просто не сдадимся, — сказал Отто и снял со стены тесак для рубки мяса. Дверь распахнулась, и Отто занес руку. Тесак просвистел в воздухе.
— Нет!!! — закричала Клара.
Отто увидел шоферскую фуражку месье Флипа, но было уже поздно. Удар невероятной силы пригвоздил голову Альбертины к дверному косяку.
— Альбертина! — простонал Отто. Попытка вытащить лезвие тесака из дерева не удалась. Сокрушительный удар отнял у Отто последние силы.
— Ничего себе, радушная встреча! — еле выговорила Альбертина. Шоферская фуражка, а вместе с ней пышный клок рыжих волос так и остались висеть на дверном косяке, пригвожденные тесаком. — Ведь это же я, ребята! — Голос у нее дрожал. От страха. И от ужаса, едва она взглянула на своих друзей. И от радости — ведь она снова видела Отто.
— Слушай, Отто, а ты неплохо долбанул, еще миллиметр — и все! — вздохнула Клара. Она выдернула тесак из косяка.
Разрубленная пополам фуражка упала на пол, а вместе с нею — клок волос. Альбертина ощупала голову.
— Я бы на твоем месте в зеркало пока не смотрел, — сказал Пауле.
Отто смущенно пожал плечами.
— Это ужасно, я не хотел… Мы услышали какой-то громкий звук и решили, что твоя тетка или Болленштиль подбираются к нам.
— Это я там, в саду, врезалась на «Бугатти» прямо в статую рыцаря. Я надеюсь, он мне простит. И ты тоже, Пауле. — Альбертина пыталась говорить нормальным голосом, но он все равно то и дело срывался и дрожал. Неизвестно, что еще скажет Отто, когда узнает, что она собирается сделать с бандой, то есть что ей придется с ней сделать.
— У нас сейчас проблемки поважнее, чем твой «Бугатти», если честно.
— Твоя милая тетушка вот-вот продаст виллу Болленштилю. Твое наследство в опасности!
— Сейчас мне на это совершенно наплевать, у нас есть дела поважнее. Нам всем нужно срочно подняться на второй этаж. Дойдете?
Отто и Клара кивнули.
Альбертина заметила, что полной уверенности у них в этом нет.
— Лучше будет, если я обопрусь на тебя. А Клара поможет Пауле. Тогда мы доберемся нормально, — сказал Отто.
— Ну если уж на то пошло, так и быть, пусть помогает, — проворчал Пауле и скептически оглядел Клару с головы до ног. — Но, честно говоря, я бы предпочел, чтобы мне помогал кто-нибудь не такой дырчатый, как наша Клара. А куда подевался наш мисьо?
Папаша Флип
Месье Флипу было нехорошо, более того, ему было совсем дурно. Плавное покачивание в брюхе кита и сравнить было нельзя со стилем вождения Раппельмайерши. Она ехала так, словно сам черт за ней гнался, к тому лее сзади, в грузовом отсеке, месье Флипа мотало из стороны в сторону, как пушинку во время снежной бури. Но несмотря ни на что, он радостно предвкушал, какое лицо будет у Раппельмайерши, когда в конце поездки он откинет капюшон.
Надо надеяться, Альбертина благополучно добралась на «Бугатти» хотя бы до ближайшего перекрестка, ведь от этого зависело все! Несомненно, это было самое слабое место в его плане. Доверить ребенку, который вообще за рулем никогда не сидел, столь сложную машину, как «Бугатти», — это была безумная затея!
Фургончик внезапно резко затормозил, и Раппельмайерша коротким гудком оповестила всех о своем прибытии. Месье Флип пытался что-то увидеть сквозь маленькое смотровое оконце. Отворились тяжелые металлические ворота, и открылся вид на здание, уродливее которого он в жизни своей не видел. Над входом выделялись потускневшие буквы: «Дом детского счастья». Сразу бросалось в глаза полное отсутствие живой зелени и цветов. Все было высохшим, блеклым, и, казалось, здесь запрещены все цвета, кроме серого и коричневого. Только один маленький кусочек газона выделялся искусственной зеленью.
Бедная, маленькая, отважная Альбертина, подумал месье Флип, я бы здесь и двух минут не выдержал.
Распахнулись окна слева и справа от ворот, в них показались любопытные детские физиономии. Из дома вышел человек в синем кителе.
