— Веди нас в самый центр грозы, — приказала капитан Анастасия.
— Есть, мэм.
Сен взялась за ручку управления. Со скрипами, стонами и содроганиями «Эвернесс» отозвалась на прикосновение. За большим обзорным окном стояла стена из молний. Каждая мышца в теле Сен тянула ее свернуть в сторону, уносить ноги, но она упрямо держалась заданного курса.
«Эвернесс» подбросило вверх. Сен взвизгнула, но рук от штурвала не отняла. Теперь дирижабль трясло не на шутку. Они были в самом центре плазменного потока.
— Заряжаемся, мистер Макхинлит, — скомандовала капитан Анастасия.
Механик отжал медный рычаг, и рубка наполнилась молниями. Искрил каждый винт и каждая заклепка, огни святого Эльма танцевали на каждом приборе. Кругом трещало и шипело электричество.
— «И отверзся храм Божий на небе, и явился ковчег завета Его в храме Его; и произошли молнии и голоса и громы и землетрясение и великий град», — промолвил Шарки.
— Постарайтесь ни к чему не притрагиваться, — сказала капитан Анастасия.
— Есть, — буркнул Макхинлит.
— Капитан... — Спокойный голос Эверетта почти потерялся в грохоте, но его тон заставил все головы повернуться к нему. — Солнце только что взорвалось.
— Сколько нам осталось? — спросила капитан Анастасия.
— Восемь минут двадцать шесть секунд, — ответил Эверетт.
— Состояние заряда батарей? — снова спросила капитан Анастасия.
— Двадцать процентов, — ответил Макхинлит.
— Сен, не менять курса.
«Эвернесс» швыряло из стороны в сторону. Сен вскрикнула, ее левая нога утратила опору, она с трудом удерживала штурвал.
Шарки изучал оставшиеся в строю мониторы.
— Молния прожгла корпус насквозь в районе шестой секции.
— Прежний курс, Сен.
— Тридцать три процента, — доложил Макхинлит.
— Мистер Сингх, приготовьтесь. Я хочу, чтобы мы совершили прыжок, как только зарядятся батареи.
— Есть, мэм. Две минуты после взрыва.
Капитан Анастасия чертыхнулась про себя.
* * *
Молнии танцевали вокруг Эверетта, пока он заряжал Паноптикон, Инфундибулум и прыгольвер. Медленно и аккуратно. Одно неверное движение — и случится катастрофа. Дутовой разряд мог в любое мгновение сжечь процессор. Мертвый процессор означал неминуемую гибель всей команды. Медленно и аккуратно. И стараться не думать о стене огня, которая несется сюда со скоростью света. Эверетт слишком хорошо представлял себе ее мощь. Ему уже довелось прикоснуться к поверхности Солнца, сделав светило своим оружием, и сила этого оружия потрясла его.
Скоро Солнце этого мира взорвется, и жара будет достаточно, чтобы мгновенно превратить все вокруг в свободно парящие атомы: деревья, живых существ, моря, реки, озера, города, камни. Способна ли прочнейшая материя Плоского мира противостоять энергии Большого взрыва на Солнце? Повелительницы Солнца верили, что когда лава остынет, они вернутся и снова заселят этот мир.
А пока все вокруг гибло, сгорало в свете, несущем смерть.
Паноптикон ожил. Эверетт смотрел, как экран заполнили координаты. Тысячи координат, миллионы. Больше, чем звезд на небе. Вся Пленитуда. Вторжение. Его мир, его дом. Эверетту было важно это знать. Он ввел координаты Земли-10. В небе каждого большого города висели города-корабли Джишу, а Палатакахапа, дворец императрицы, заслонял небо над Лондоном. Над его Лондоном.
— Четыре минуты после взрыва, — промолвил Эверетт.
Следующим ожил Инфундибулум. Эверетт переводил взгляд от Паноптикона к Инфундибулуму и обратно.
— Шестьдесят два процента, — пропел Макхинлит.
— Молния прожгла корпус в верхнем и нижнем квадранте, — доложил Шарки.
— Курс прежний, Сен.
Эверетт посмотрел на Сен, которая сражалась с непокорным, трещащим по швам дирижаблем. Ее лицо было искажено, мышцы натянуты, словно канаты, пот заливал глаза.
— Мэм, есть идея, — сказал Эверетт.
— Надеюсь, хорошая, мистер Сингх, — отозвалась капитан Анастасия.
Наконец ожил контроллер прыжка. Эверетт ввел в него координаты с Паноптикона. Загорелась кнопка «Прыжок».
— Прыжок через пять...
— Осталось четыре минуты, Эверетт, — сказала капитан Анастасия. — Ты не успеешь.
— Три...
Стена смертоносного света катилась к ним по бескрайним просторам Плоского мира, обращая все живое в пар. Миллиарды жизней.
— Два. Один.
Эверетт нажал на кнопку. Свет надмирного пространства залил мостик.
И погас.
ГЛАВА 38
Никакого вуум.
«Эвернесс» исчезла. «Эвернесс» появилась.
Дворец Палатакахапа висел в холодном январском воздухе над Лондоном, величественный и ужасный. Шпили и башни тысяч соборов, шипы и острия, как у морских чудищ, ребра и трубы, словно изящные, отвратительно гладкие тела киношных пришельцев. Железная корона шириной в несколько миль: от Эктона до Кэнэри-Уорф, от Хэмпстеда до Стретхэма. Чтобы у жителей не осталось сомнений, кто здесь теперь правит. Три миллиона лондонцев накрыло тенью.
— Радио обезумело, — сказал Шарки. — Сплошные вопли.
— К черту радио, мистер Шарки, — приказала капитан Анастасия.
Они отпрянули, когда истребитель проскочил в опасной близости от «Эвернесс», заставив дирижабль завибрировать.
— Аэропланы! — фыркнула Сен. — Ненавижу их.
— Им нет до нас дела, — пожала плечами капитан Анастасия.
Команда прильнула к большому обзорному окну. Зрелище потрясало. Какое затертое слово, подумал Эверетт. Нас всё потрясает: навороченный телефон, трейлер нового фильма или последняя модель кроссовок. Но куда этим мелочам до летающего дворца из параллельной Вселенной разумных динозавров! Вот это действительно потрясало.
«Эвернесс» зависла над стадионом Уайт-Хартлейн. Эверетту пришлось действовать быстро, но аккуратно: поместить дирижабль подальше от летающего дворца, чтобы избежать столкновения, и поближе к Стоук-Ньюингтону, чтобы вырванные с корнем мосты и обрубленные куски камня были на виду.
От «Эвернесс» до северо-восточного сектора дворца, занимавшего три больших обзорных окна, было примерно полкилометра. Эбни-Парк, Стоук-Ньюингтон, Клиссолд-Парк, стадион «Эмирейтс», школа Бон-грин лежали под тенью Императрицы Солнца.
— Там внизу моя мама, — прошептал Эверетт. — Моя сестра, бебе и двоюродные братья. Все мои друзья...
— А моя мама внутри, — промолвила Кахс и переморгнула. Ее нимб стал обсидианово-черным. — Я чувствую их, Эверетт. Я слышу их здесь. — Она коснулась маленьких ушей. — Все, что ходило, плавало, летало и ползало. Один краткий вскрик — и все было кончено. Обернулось пеплом, пепел стал пылью, пыль — атомами. Все истории и песни, все здания и стихи, игры и картины, вся мудрость и знания. Шестьдесят пять миллионов лет нашей цивилизации. Мы — последние из Джишу.
