– Андрея позови, – сказал ей Зинченко.
Тот возник на пороге почти мгновенно, с трудом удерживаясь на ногах от турбулентности.
– Кофейку мне. Быстро! И чтоб до краев, – попросил его Леонид Саввич.
Андрей, лихорадочно гремя чашками и, еле-еле сохраняя равновесие, налил кофе. Олег, Ольга и врач обалдело наблюдали со стороны – настолько несвоевременным казались им эти хлопоты. Андрей поставил чашку на блюдце и вбежал с ней, до краев полной черным кофе, в кабину. Зинченко жестом велел поставить чашку на панель перед Гущиным.
– Сажай по кофе! – приказал он Алексею. – Следи за линией.
Гущин кивнул. Он вел машину так, чтобы черная линия напитка оставалась в пределах чашки. Как только чуть-чуть выливалось за край, он выравнивал машину.
– Молодец, держись просветов в облачности, – подбодрил его Леонид Саввич.
Гущин кивнул. За ветровым стеклом висела сплошная облачность и виднелись вспышки молний.
– Не вижу полосу! – с досадой выкрикнул Гущин.
Андрей возвратился в вестибюль, усадил Вику в кресло, сел сам напротив. Улыбнулся бледной Вике и врачу, подмигнул Олегу. Олег посмотрел на Ольгу, которая, прижимая к себе Сашу, неотрывно глядела на мужа. А Вика смотрела на Андрея и думала, как же, должно быть, замечательно иметь такого мужа, который в любой ситуации сохраняет спокойствие, не орет, не сыплет упреками, а с улыбкой заботится. И отцом наверняка будет хорошим. Вот уж с кем дети точно будут счастливы!
Из темноты возникли очертания аэропорта и огни посадочной полосы.
– Есть полоса!.. – просветлел Алексей. – Иду на снижение!
Самолет, слепя фарами, двигался к аэропорту. Вдоль посадочной полосы, сверкая мигалками, выстроились пожарные и «Скорые». Гущин вел самолет прямо туда. Александра, закусив губу, наблюдала. Огненный контур посадочной полосы был все ближе. Кофе в чашке, стоявшей на панели управления, предательски подрагивал. Самолет сел на переднюю и левую основную стойки шасси. Шасси ударились о бетон.
Гущин пытался с помощью штурвала удержать самолет в горизонтальном положении. Чашка с кофе тряслась, но осталась на месте.
– Держи, держи, стажер, держи!!! – кричал Зинченко.
Самолет, балансируя, двигался по полосе. Послышался истошный визг тормозов. Основное шасси начало сыпать искрами и загорелось.
Гущин едва не потерял управление, но справился и продолжил торможение. Конец посадочной полосы был уже близко. Гущин из последних сил удержал машину в горизонтальном положении. Но по мере падения скорости самолет начинал заваливаться на правый бок. Чашка с кофе соскользнула с панели. Монитор с изображением пассажирского салона замигал и погас.
Самолет, сыпля искрами из-под горящего шасси и продолжая движение вперед, накренился и крылом чиркнул по бетону. Крыло откололось и спланировало на летное поле, взорвалось. Самолет развернуло на полосе. Подломились шасси – сначала переднее, затем основное левое. Левый двигатель сорвало и унесло прочь.
Закричали от ужаса пассажиры. Казалось, здесь теперь повторялся кошмар Канвуу, от которого им только что удалось ускользнуть!
Камеру вырвало из рук пассажира с чемоданом, она пронеслась по салону и разбилась о стенку в бизнес-классе. Андрей и Вика пытались удержать носилки с Олегом, чтобы они не перевернулись. Самолет опрокинулся на брюхо и, скрежеща, вылетел за пределы полосы. Срубив по пути несколько прожекторов, он наконец остановился. Выстроившиеся вдоль посадочной полосы пожарные машины с воем бросились к распластавшемуся на поле воздушному судну.
Гущин откинулся в кресле, закрыл глаза.
– Не очень мягкая посадка… – наконец проговорил он.
– Ну вот и доверяй вам технику после этого…стажер, – в ответ буркнул Зинченко.
– Сел? Ты мне скажи, сел? – кричал в микрофон Шестаков. – Что с пассажирами?
Монитор на пульте начал мигать, загорелся. Вновь появилось изображение салона самолета с пассажирами.
– Долетели, – послышался голос Гущина.
Тамара Игоревна аккуратно сложила листок со своими каракулями и посмотрела на Гущина-старшего. Едва услышав голос сына, тот молча вышел из штаба.
Пассажиры замерли в креслах, все еще не веря в свое спасение. Бортпроводники дали им несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, и начали поднимать на выход.
Распахнулись двери самолета, Андрей и Вика сбросили надувные трапы. Пассажиры начали съезжать по ним, счастливые и не верящие в спасение. Внизу их уже ловил Валера. Все опять плакали и смеялись – как тогда, при пересадке с самолета в самолет. Обнимали и целовали Андрея, Вику, Александру. Пожарные заливали пеной обломки разбитой машины. На аэродроме царила суета: пассажиры бежали подальше от самолета, его заливали противопожарной пеной, кругом хлопотали разные технические сотрудники, громко переговариваясь между собой. Англичанин бездвижно смотрел на самолет. У него одного был такой вид, словно он жалел, что спасся.
Лю смеялась, подставляя руки дождю, Чен обнимал ее. Рабочий вел за руку Вову. Мальчик плакал и крепко сжимал руку рабочего – своего новоприобретенного отца. А тот думал о том, что совсем неплохо иметь такого сына, и уже с опаской прикидывал – а ну как выяснится, что у него есть какая-нибудь бабушка, тетя или родной отец объявится? Вдруг заберут?
Гречанка шла без куртки, завернутая в какое-то покрывало, с брезентовой накидкой – сложила руки на груди и начала что-то шептать про себя – молилась. Мимо прошли Попова с Натальей и детьми.
Аля вдруг остановилась и попросила сестру:
– Дай телефон.
– Куда ты? – удивилась Наталья.
– Сейчас, подожди, я вернусь.
Попова взяла у сестры телефон, подошла к гречанке, протянула мобильник и клочок бумаги с накарябанным номером. Гречанка замедлилась, но Попова не отпустила руку. Подавив вздох, гречанка взяла телефон и с трепетом начала набирать номер…
Рабочие с месторождений бегом принесли носилки с Олегом, рядом шли Ольга с Сашей на руках и врач, проверявшая пульс у раненого.
– Я же тебе говорил, что все будет хорошо! Говорил же… – говорил торопливо Олег.
Ольга кивнула сквозь слезы.
Юристка сидела на земле, прижимая руку к сердцу. Бухгалтер держал над ней свою кожаную папочку, пытаясь охранить от дождя, говорил что-то успокаивающее.
Вика обнимала раненого Андрея и прижимала к себе крепко, будто боялась, что кто-нибудь может отобрать его у нее. Она подула ему в лицо, сдувая волосы со лба, и сказала:
– Андрюш… Знаешь, а я подумала: адреналин на скалодроме лучше, а? Съездим, когда вернемся?
Андрей не ответил, только улыбнулся сквозь боль. Пассажир с чемоданом сокрушенно пытался соединить куски разбитой видеокамеры. Он никак не мог примириться с тем, что столь занимательное видео утеряно навсегда и прикидывал, можно ли отдать его технарям, чтобы они восстановили изображение.
