Книга Влюбленная Пион - Лиза Си

— Твоя любовь к знаниям так же сильна, как жела­ние быть красивой, — как-то заметил Жэнь.

Его слова придали мне решимости. Мне удалось за­интересовать Цзе «Пионовой беседкой». Она много раз перечитывала принадлежавшее мне издание этой опе­ры. Вскоре она перестала выпускать его из рук. Она мог­ла наизусть рассказать большие куски из моих коммен­тариев.

— Ты не пропустила ни одного слова, — восхищенно замечал Жэнь, и я была счастлива.

Наконец, Цзе сама начала записывать свои мысли об опере на маленьких клочках бумаги. Но ее ли это были мысли или я внушила их ей? И так, и так. Я помнила, что произошло, когда Жэнь рассказал моему отцу о сво­их снах, в которых мы вместе писали стихи, и не забыла напомнить Цзе, что она не должна рассказывать кому- либо о своих записях или обо мне. В этом отношении она была послушной второй женой, уступавшей жела­ниям первой.

Тем не менее, несмотря на то что все шло хорошо, у меня была веская причина для беспокойства. Я была го­лодным духом и стремительно уменьшалась в размерах.

Праздник Голодных Духов

В жизни многие вещи происходят по расписанию, нравится нам это или нет. У женщин начи­наются месячные кровотечения. Луна прибывает и убывает. Приходит Новый год, затем праздник Весны, день Двойной Семерки, праздник Голодных Духов и, наконец, праздник Середины Осени. Мы не имеем власти над ходом времени, но он заставляет нас двигаться вперед. Перед Новым годом люди убирают дома, готовят особые блюда, приносят жертвы — не только потому, что так велит долг и обычай, но и пото­му, что смена сезона и предчувствие весны подгоняют, соблазняют и принуждают их к этому. То же происхо­дит и с призраками. Мы можем свободно бродить по земле, но мы также слышим зов управляющих нами тра­диций, инстинкта и желания жить. Мне хотелось быть рядом с Жэнем каждую секунду, но в седьмом месяце мой голод стал таким же сильным и неуправляемым, как спазм, как полная Луна перед осенним равноден­ствием, как фейерверки, отсылающие бога Кухни в небо, чтобы он рассказал там о поступках членов семьи. Даже когда я лежала на балке или в кровати моей подру­ги, я чувствовала, как некая сила манит, увлекает, тянет меня наружу.

Голод стал нестерпимым, и я покинула безопасность спальных покоев. Мне была нужна прямая линия, и я нашла ее, пролетев через дворы прямо в ворота усадьбы семьи У и оказавшись за спиной у двух слуг, которые дер­жали в руках бумагу и горшки. Как только я вылетела из ворот, я услышала, как они закрылись за моей спиной, и с ужасом увидела, что слуги наклеивают на двери защит­ные талисманы и закрывают их, чтобы защитить тех, кто находится внутри, от таких, как я. Это произошло в пят­надцатый день месяца, когда наступает праздник Голод­ных Духов. Я была такой же жертвой собственных жела­ний, как вторая жена моего мужа; никто не мог остано­вить меня, потому что я была неуправляема.

Я стала колотить по воротам:

— Впустите меня!

И я услышала рядом с собой крики и вопли, повто­рявшие мои слова: «Впустите меня! Впустите меня! Впу­стите меня!»

Я резко повернулась и увидела духов. Их одежда была разорвана в клочья, лица были изможденными, серы­ми, морщинистыми, плечи сгорбились от одиночества, тяжелых утрат и сожалений. У некоторых не было руки или ноги. От них воняло страхом, ужасом и жаждой ме­сти. Из утопленников текла прогорклая вода. Они пах­ли дохлой рыбой. А дети! Там было множество детей. В основном это были девочки: их оставляли без при­смотра, продавали, били... Их семьи совершенно поза­были о них. Они быстро, словно стая крысят, перебегали с места на место, а в их глазах застыла неизбывная печаль. Все эти существа были похожи друг на друга: их обуревали голод и гнев. Некоторые озлобились, потому что были голодны и бездомны; другие были голодны и бездомны из-за своей злобы. Я пришла в ужас, поверну­лась к воротам и стала бить в них со всей силой, на ка­кую была способна.

— Пустите меня! — опять закричала я.

Но мои кулаки были слишком слабы. Я не могла ни­чего поделать с талисманами и двустишиями, при по­мощи которых слуги запечатали двери от меня и таких, как я. Таких, как я. Я прижалась лбом к воротам, закры­ла глаза и постаралась смириться с этой мыслью. Я была такой же, как эти отвратительные духи, и меня полнос­тью поглотил сильнейший мучительный голод.

Я сделала глубокий вдох, отлетела от стены и застави­ла себя повернуться. Духи потеряли ко мне интерес и за­нялись своим делом: они набивали рты дарами семьи У. Я старалась пробиться через их корчащиеся тела, но они легко оттерли меня в сторону.

Я пошла по дороге, останавливаясь у каждого дома, где стоял алтарный столик, но приходила слишком по­здно, и другие свирепые духи не давали мне отведать жертвенных даров. Казалось, мое тело превратилось в разинутый рот и пустой желудок.

Богов и предков почитают, как сильных мира сего. Люди прислуживают им, потому что они защищают их и исполняют желания. Та часть их души, которая живет па небе, способствует росту, произведению потомства и самой жизни. Для них заботливо готовят жертвенные дары, их подают на красивых тарелках вместе с серви­ровкой и столовыми приборами. А духов презирают. Мы словно изгои, хуже, чем попрошайки или прокаженные. Люди думают, что мы не приносим ничего, кроме не­взгод, горя и неудач. Нас обвиняют в том, что мы под­страиваем несчастные случаи, лишаем людей потом­ства, удачи в игре, обрекаем их на болезни, невыгодные сделки, неурожай и, конечно, на смерть. Поэтому не стоит удивляться, что жертвенные дары, которые гото­вят во время праздника Голодных Духов такие невкус­ные и даже тошнотворные. Вместо подносов со спелы­ми персиками, приготовленного на пару ароматного риса, цыплят, целиком запеченных в соевом соусе, мы получаем рисовую крупу, овощи, которые следовало бы скормить свиньям, и куски гнилого мяса с кусками шер­сти. Нам не дают тарелок и палочек. Нам приходится зарываться в еду лицом, словно собакам, разрывать ее зубами и утаскивать в свои темные норы.

Люди не понимают, что многие из нас родились в богатых домах и что мы так же тоскуем по своей семье и беспокоимся о своих родственниках, как почитаемые ими предки. Мы стали призраками и, конечно, не мо­жем изменить свою природу, но это не значит, что мы намеренно пытаемся причинить кому-нибудь вред. Мы опасны, как опасна горячая печь. Ведь до сих пор моя печальная участь не вынудила меня причинить кому- либо боль, увечье или проявить жестокость, не правда ли? Но когда я летела по берегам озера, я сражалась с теми, кто был слабее меня, вырывала у них из рук кожу­ру заплесневевшего апельсина или кусок кости, из ко­торой еще не высосали мозг. Я шла, плыла, ползла, та­щилась от дома к дому, съедая все, что можно, с хлюпа­ньем поглощала объедки на столах, уже опустошенных такими, как я, пока не добралась до стен усадьбы семьи Чэнь. Я сама не знала, что обошла все озеро. Вот каким сильным и неутолимым был мой голод.

Я никогда не бывала по эту сторону ворот моего ро­дительского дома во время праздника Голодных Духов, по сейчас вспомнила, как слуги работали, не покладая рук, и переговаривались о том, как много провизии они укладывали, привязывали и прикрепляли к алтарю, ус­тановленному за воротами. Цыплята и утки — живые и выпотрошенные, рыба, рисовые пирожные, целые спе­лые ананасы, дыни и бананы. Когда праздник заканчи­вался и призраки съедали часть еды, попрошайки и ни­щие приходили разделить между собой остатки, и се­мья Чэнь устраивала для них пир.