Джонатан чувствует, что я реагирую, и углубляет поцелуй, что вызывает цепную реакцию, от которой у меня совершенно захватывает дух. Мы реагируем друг на друга, как нефть и огонь: чем больше я его пробую, чем больше касаюсь, тем сильнее во мне разгорается желание быть еще ближе к нему, и он, очевидно, чувствует то же самое. Его губы поглощают меня, его руки повсюду на моем теле. Как утопающий, я хватаюсь за него, страдая без его прикосновений.
Его руки проникают мне под платье, мнут мои ягодицы, поглаживают бедра. Я чувствую между ногами его эрекцию, придвигаюсь к нему, дразня его, пока он не отпускает мои губы и не издает страстный стон.
Он обхватывает мои груди, тяжело ложащиеся ему в руки, опускает голову, целует то, что видно в вырезе моего платья. Его крохотные щетинки дразнят мою чувствительную кожу, и я с нетерпением жду, когда он отодвинет ткань в сторону, вздыхаю, чувствуя это: он обеими руками вынимает мои груди из чашечек бюстгальтера, чтобы свободно гладить их.
— У тебя такая красивая грудь, — бормочет он, ложась лицом в ложбинку между двумя бледными холмами, а его пальцы тем временем дразнят заострившиеся соски. Почувствовав, что я вздрагиваю, он поднимает голову и улыбается. — И такая чувствительная, — добавляет он, прежде чем наклониться и позволить губам сомкнуться вокруг твердых сосков.
Он сосет их, и я чувствую настолько сильное желание внизу живота, что меня словно обжигает огнем. Я издаю громкий самозабвенный стон, запрокидываю голову, зарываюсь руками в его волосы, прижимаюсь к нему, хочу, чтобы это длилось вечно. И у него, по-видимому, такие же планы, поскольку он обводит соски языком, жадно посасывает их, и каждый раз меня словно ударяет молния между ног, желание растет.
Чувствуя, как его рука движется по внутренней стороне моего бедра наверх, я инстинктивно приподнимаю зад, чтобы он мог достичь того места, где собирается моя страсть. Не прекращая ласкать мою грудь, он просовывает пальцы мимо ткани моих трусиков, входя одновременно двумя в мою влажную щелку. Вздохнув, я опускаюсь на его руку, чувствую, как он движется во мне, и начинаю покачиваться у него на коленях, тереться об него.
Ощущение просто безумное, и, несмотря на то что Джонатан не прикасается к моей жемчужине, я чувствую, как во мне нарастает напряжение. То, что он беспрестанно ласкает мои соски, невероятно стимулирует меня, он делает это в том же самом медленном, тяжелом ритме, в котором движутся во мне его пальцы и под который я просто машинально подстраиваюсь.
Я держусь за его плечи, двигаясь на нем все быстрее и быстрее, чувствуя, как все сильнее становятся пронизывающие меня молнии, когда Джонатан еще больше увеличивает темп. Мои соски настолько раздражены, что становится больно, и я боюсь, что не выдержу; с трудом переводя дух, говорю ему об этом. Но Джонатан не реагирует, неумолимо гонит меня дальше, выше, даже начинает покусывать мои соски.
— Джонатан, — беспомощно стенаю я. Он поднимает голову и улыбается, и я тону в его прекрасных голубых глазах.
— Тебе ведь нравится, правда? — спрашивает он, продолжая вводить в меня пальцы, и я слышу в его голосе желание. — А мне нравится твой огонь, Грейс. — Он целует меня в шею, за ухом. — Гори для меня, сладкая.
Он снова опускает голову, снова начинает сосать мои чувствительные соски, одновременно прижимает большим пальцем мою жемчужину, массируя ее. Напряжение резко перерастает в мощный оргазм, охватывающий весь низ живота и совершенно ошеломляющий меня своей силой. Я дрожу, не в силах сдерживать себя, а мои внутренние мышцы сжимаются вокруг пальцев Джонатана, я жалко всхлипываю, пока на меня накатывают долгие горячие волны освобождения. В конце я настолько слабею, что падаю, прислоняясь лбом к его плечу.
Получив возможность дышать спокойно, я чувствую, как он вынимает из меня пальцы, инстинктивно тянусь к ремню на его брюках. Он не дал мне ни малейшего шанса отплатить ему, а мне так хочется. Но он удерживает мою руку.
— Нет, Грейс, — произносит он. — Потом.
Он снимает меня с колен, сажает рядом с собой. Все еще оглушенная, я наблюдаю за тем, как он вынимает белую бумажную салфетку из ящичка на двери, вытирает руку, проворно поправляет мой бюстгальтер и платье, возвращая все по местам.
— Почему мы не продолжаем? — озадаченно спрашиваю я.
Джонатан откидывается на сиденье.
— Потому что в этой чертовой машине у меня нет презервативов, — отвечает он. — Кроме того, думаю, нам не стоит выходить из машины в растрепанном состоянии, когда мы опасаемся поджидающих нас папарацци.
«Конечно», — смущенно думаю я, моргаю и тут же возвращаюсь в реальность.
Джонатан нажимает на кнопку переговорного устройства, соединяющего его с кабиной.
— Домой, Стивен, — коротко произносит он и тут же отпускает кнопку.
— Домой? — Мое сердце все еще бьется, но в мир моей мечты уже ворвалась реальность, грубо швырнув меня на пол.
Джонатан кивает.
— Будет лучше, если ты поедешь ко мне, пока мы не поймем, насколько далеко расползлась сплетня. Потом посмотрим.
Он кажется спокойным и сдержанным, совсем не таким, как недавно, в больничной палате, когда ссорился с отцом, или вот только что, когда так страстно целовал меня. Меня обдает волной холода, и я слегка отодвигаюсь от него.
— Что же мы можем сделать?
Джонатан пожимает плечами.
— Немногое. Ждать, пока все не закончится.
С трудом сглатываю слюну. Пока все не закончится. Вот именно. Потому что однажды это все закончится. Возможно, уже совсем скоро.
То, что мне так успешно удавалось отгонять от себя, накатывает на меня с новой силой, в душе зарождается страх, когда я осознаю, насколько бесперспективно на самом деле мое отношение к Джонатану.
Ничего не изменилось — хоть мне так хотелось в это поверить. Я не что иное, как интермеццо, которое закончится для него так же быстро, как и знакомство с этими моделями, с которыми он появлялся на приемах и вечеринках. Одна встреча из многих, которая останется без последствий для него — но не для меня.
Потому что женщин преследуют эти слухи, не его. Он может позволить себе одну-другую историю в прессе, потому что с него как с гуся вода. Он богат, независим, ему не нужны отношения, значит, его это в худшем случае будет слегка нервировать. А вот я рискую потерять все, не только свое сердце. Только теперь до меня доходит весь масштаб последствий этой газетной истории: мое место практикантки под угрозой, моя репутация в этой области — тоже. Что, если профессора в университете узнают об этой интрижке? Будут ли воспринимать меня всерьез? Хоть кто-то еще воспринимает меня всерьез — или на мне уже поставили клеймо подстилки?
И я даже не могу упрекать Джонатана, он ведь не скрывал, что меня ждет, если я свяжусь с ним. Но цена, которую мне теперь придется платить, вдруг кажется мне все же слишком высокой.
Исполнившись новой решимости, я качаю головой. Мне нужно время, чтобы подумать. И то, что мы сейчас делали, доказывает, что я на это неспособна, пока рядом находится Джонатан.
