– Его не пропустят через таможню, – сказал он.
– Тогда я никуда не полечу. Я не уеду без этого меча.
И я без него не уехал. Я запихнул меч в сумку Хораса, а когда на досмотре подняли шум, показал визитку инспектора Абигейл Смит. Один звонок – и через пять минут мы уже прошли таможенный контроль.
55
Вот так после спасения мира со всем его населением, включая Таттлов, я снова очутился в Ноксвилле, штат Теннесси.
Еще через неделю я вернулся в школу. Мою фотографию, сделанную после инцидента в Стоунхендже, уже успели показать по телевидению во всех странах мира, и я стал своего рода знаменитостью. Не знаю, кто кому позвонил и что сказал, но я приступил к занятиям, словно ничего не произошло. Прошел слух, будто я международный террорист, потому что меня так назвали по телевидению, но некоторые люди, наверно, не в состоянии уловить нюансы.
В первый же день Эми Пушар отвела меня после математики в сторонку. Она так и перемалывала жвачку, чем напомнила мне Майка Арнольда, и вдруг оказалось, что Эми Пушар нравится мне не так сильно, как я считал.
– Ты исчез, взорвал что-то, а теперь вернулся, – сказала она.
– Я ничего не взрывал, хотя кое-кого убил.
Эми вытаращила глаза.
– Врешь!
– Ну, он вроде как сам напросился.
– Террорист?
– Нет, но его можно назвать агентом тьмы.
– Ух ты! Вот это круто! – Эми прикоснулась к моей руке. Ее пальцы были очень холодными, и я подумал, что у нее, наверно, проблемы с кровообращением. – Ты его застрелил?
– Я его обезглавил.
Эми приоткрыла рот, так что я разглядел ярко-зеленый комочек жвачки между языком и зубами.
– Кропп! Эй! Кропп!
Это Барри Ланкастер, расталкивая учеников, шел ко мне по коридору.
– Ты все еще с ним? – спросил я у Эми Пушар.
– Типа да. То есть нет. Он же никого не обезглавливал и ничего такого не делал. Хочешь, дам тебе мой номер?
Тут Барри дошел до нас.
Он сильно толкнул меня в плечо и осведомился:
– Что ты здесь делаешь, Кропп? Разве ты не должен сидеть в тюрьме или где-то еще?
– Вообще-то, на обществоведении, – ответил я.
– Но вместо этого разговариваешь с моей телкой. Очень глупо с твоей стороны, Кропп.
– Она не твоя телка, Барри.
– Ты-то откуда знаешь?
И он снова меня толкнул.
– Не толкайся, Барри.
– Да? А кто мне помешает, Кропп?
И он опять толкнул.
– Барри, – вмешалась Эми Пушар, – прекрати.
К этому времени вокруг нас уже собралась толпа. Прозвенел звонок, но никто не обратил на него внимания.
– Наверно, мне пора предупредить, что последний тип, который вот так меня толкал, остался без головы, – сказал я Барри.
– Эк ты раздухарился, – прорычал он и бросился на меня.
У него и правда не было шансов. Я шагнул вправо и, когда он пролетал мимо, засветил ему по белокурой башке. Барри растянулся на полу. Будь я такой же, как он, – наподдал бы ему по ребрам. Но я не Барри Ланкастер. Я – Альфред Кропп и, хоть не обязан соблюдать кодекс рыцарства, все же являюсь потомком величайшего рыцаря на свете. Да и после того, как посмотришь в глаза смерти, начинаешь лучше понимать, ради чего стоит драться.
Я протянул Барри руку:
– Не дури, нас же обоих исключат.
– Тебе повезло, просто удачный удар, – оттолкнул мою руку Барри.
– Все говорит об обратном, – возразил я. – Мне никогда особенно не везло.
Я рывком поднял его на ноги.
– Ты урод, – зло сказал Барри.
Но больше он никогда не толкал меня и даже не пытался задеть. И после этого случая никто уже не дразнил меня из-за моих габаритов и не подшучивал над моим ай-кью. Меня оставили в покое. Даже учителя сохраняли дистанцию и тщательно избегали меня критиковать. О том, что я признался в каком-то убийстве, узнала, понятное дело, вся школа, и слухи, будто я террорист, не прекращались.
Днем после школы я бесцельно бродил по Старому городу или сидел в кофейне «Йе Олде», где мы познакомились с Беннасио. Я всегда садился на табурет в самом конце стойки, заказывал латте и разглядывал проходивших мимо большого окна людей. Иногда вынимал из кармана визитку, которую дала мне в Лондоне Абигейл, и подолгу ее рассматривал. Хотя большую часть времени я просто смотрел в окно. И мне всегда отчаянно не хотелось возвращаться к Таттлам.
Сидя в кофейне, я чувствовал близость Беннасио, роднее которого был для меня только отец. Иногда в голове звучал его голос. Он говорил: «Не терзайся мыслями о своей вине и потерях, Альфред. Ни одна победа не была одержана, и ни один великий поступок не был совершен тем, кто погружен в скорбь и чувство вины».
Постепенно я начал понимать, что предъявил в пещере Мерлина права на нечто большее, чем меч. Я заявил о праве на нечто более мощное и страшное.
На самого себя.
Однажды, допив кофе, я посмотрел на часы и понял: уже почти шесть вечера. К тому времени, когда приду к Таттлам, все уже поужинают, Бетти разворчится и пристанет с расспросами, где я болтался целый день вместо того, чтобы делать дома уроки, как хороший мальчик. Хорас начнет топать ногами и орать так, что задрожат тонкие стенки дома. Я съем остатки ужина и поднимусь в конурку, которую делю с Лекстером и Декстером. Утром пойду в школу. И такой будет жизнь Альфреда Кроппа, наследника Ланселота, сына Священного ордена, Хозяина Меча Королей и Экстраординарного Искателя Приключений.
Я вышел из кофейни и свернул с Центральной на Джексона, но вместо того, чтобы пойти к автобусной остановке, направился к телефонной будке, которая стояла в полуквартале дальше, и набрал нацарапанный на обратной стороне визитки номер: 800.
– Это Альфред Кропп. Эбби… Абигейл… мисс Смит, доктор Смит, мэм, – проговорил я. – Мне не дают покоя ваши слова. О том, что вам нужны… свежие таланты…