Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Александеру летом 1942 г. было поручено командование в Ближневосточном регионе, а Монтгомери был назначен командующим Восьмой армией, которая противостояла Африканскому корпусу Эрвина Роммеля. До сих пор англичане переживали только унизительные поражения, наносимые им «Лисом пустыни», и Черчилль страстно желал добиться хоть какого-то успеха. Так же как в случае с прежними генералами, руководившими боевыми действиями в ходе «Войны в пустыне», например, Окинлеком и Уэйвеллом, он попытался вмешаться в действия Монтгомери и Александера и поторопить их «захватить или уничтожить» Африканский корпус Роммеля «как можно скорее». На что Александер хладнокровно, но достаточно доходчиво посоветовал премьер-министру не вмешиваться. Как показало сражение при Эль-Аламейне, Монтгомери тоже не подвел его.
Сражение при Эль-Аламейне стало не только переломным моментом в войне, но изменило самого Черчилля, как военного лидера. Он, наконец, научился доверять своим полевым командирам и позволил им делать свою работу без постоянного вмешательства с его стороны. Ему, конечно, непросто было перестать вмешиваться. Он сам был солдатом, учился в Королевском военном училище в Сандхерсте и видел много боев, последние – в Первую мировую войну. Он сам бы с удовольствием командовал, всегда и везде. Еще до того, как достигнуть двадцатипятилетнего возраста, он написал две книги – «История Малакандского полевого корпуса» и «Речная война», в которых старался помочь британскому верховному командованию своим советом относительно действий в Индии и Судане.
Черчилль не был таким же выдающимся военачальником, как его предок Мальборо. Его выдающиеся лидерские качества иногда страдали из-за недостаточной рассудительности.
Очень часто его военную мысль определял романтический взгляд на войну как на приключение, нежели реалистичная оценка военных аспектов. Одним из его любимых планов, к примеру, было вторжение в оккупированную нацистами Европу через Норвегию, – идея, к которой он постоянно возвращался на протяжении всей войны. Каждый раз начальники штабов были вынуждены готовить подробные оперативные планы только для того, чтобы доказать, что подобное предприятие обречено на провал.
Интересно наблюдать, как развивались стили руководства Черчилля и Гитлера в ходе войны: если Черчилль все меньше и меньше вмешивался в повседневные аспекты военных действий, то Гитлер, наоборот, все в большей степени прибегал к микроменеджменту. Это происходило в основном потому, что победы немецкой армии, одержанные в первые два года войны, заставили Гитлера поверить в свой непогрешимый военный гений. Тогда как поражения англичан напоминали Черчиллю, что он как раз таковым не является.
С тех пор как немецкая армия была остановлена у ворот Москвы, Гитлер все больше занимался оперативными и даже тактическими вопросами, которые должны были бы решаться командующими действующих армий. Это был отказ от принципа «тактики поручений», которая позволила добиться таких успехов в ранних «молниеносных» кампаниях.
У Гитлера была такая преувеличенная вера в себя, что, когда он однажды насвистывал какую-то классическую мелодику и секретарь заметил, что он фальшивит, фюрер резко ответил: «Я не фальшивлю. Это композитор ошибся в этом пассаже»[103]. Кроме того, Гитлер забыл о том, что часто именно инициатива отдельных военачальников являлась залогом его первых побед.
По мере того как война на Востоке затягивалась, Гитлер все больше входил в роль командира дивизии, нежели главнокомандующего. Когда он сосредотачивался на спорах с командирами боевых частей, занятыми выполнением операций где-то в тысячах километрах от Берлина, то на время забывал про мрачную действительность. «Недавно я отменил атаку, которая позволила бы нам продвинуться на четыре километра вперед, – хвастался он на одном из штабных совещаний, – потому что мне показалось, что операция не стоит той цены, которую бы мы за нее заплатили». Если бы у Гитлера был такой же бесстрашный и неподкупный цербер, как Аланбрук, он бы никогда не смог вмешиваться в принятие таких решений, но сам характер нацистского государства делал это невозможным. Ситуация настолько ухудшилась, что к 1945 г. генерал Гюнтер Блюментритт жаловался на то, что от Гитлера
поступил план… в мельчайших деталях. В нем указываются конкретные дивизии, которые должны участвовать в операции… Был подробно обозначен сектор, в котором должна осуществляться атака, и были перечислены все дороги и населенные пункты, через которые следовало продвигаться войскам. Весь план был разработан в Берлине на основании крупномасштабных карт, а с генералами… не только не посоветовались, но и не спросили одобрения.[104]
Контраст с принципами «тактики поручений», так хорошо послужившей Гитлеру на Западном фронте в 1940 г., не мог быть более явным.
В то время как Черчилль упрощал процесс принятия решений, Гитлер действовал по принципу разделяй и властвуй, добиваясь таким образом того, что никто кроме него не имел всеобъемлющего видения стратегической ситуации в Германии. Вытекающие из этого разделение командования и размытость сфер ответственности делали практически невозможным достижение эффективного военного лидерства, что и доказал день «Д». «Атлантический вал», система укреплений, созданная Гитлером в Нормандии, должна была предотвратить вторжение союзников на континент. Она, конечно, была прорвана англо-американским десантом, но эта неудача явилась в первую очередь результатом не недостатка вооружения, а неэффективного лидерства. Через 4 года после «молниеносной» победы над Францией в германской системе командования царила полная неразбериха.
Лидерские приемы, которые помогли Гитлеру укрепить образ харизматичного лидера с непререкаемым авторитетом в мирный период, оказались бесполезными во время войны, когда он отошел от рационального – хотя и циничного и бесчестного – процесса принятия решений раннего периода. Именно так обстояли дела в ноябре 1942 года: в этом месяце одновременно произошло два события – уход Роммеля в отставку после сражения у Эль-Аламейна и окружение германской армии под Сталинградом. Гитлер начал интерпретировать вновь получаемую информацию, особенно если она была разочаровывающей, в соответствии с уже сформированными им представлениями и надеждами. Свидетельства того, что его стратегия провалилась, были сведены к минимуму, и он отказывался принимать тот факт, что война проиграна, даже когда получили сообщение от Альберта Шпеера, в котором прямо говорилось: «Война проиграна»[105]. 20 июля 1944 г. гитлеровская оппозиция в Германии, наконец, приняла решение о необходимости совершения серьезной попытки покушения на его жизнь.
Сопротивление Гитлеру
Второй миф времен Второй мировой войны касается принятия либерального закона. Поскольку помимо обвинений в создании концентрационных лагерей (в англо-бурскую войну), притеснении Веймарской Германии (как убедительно доказывает в своей книге «Экономические последствия мира» экономист Мейнард Кейнс) и, конечно, так называемой «геноцидной» бомбардировке Дрездена и Гамбурга, теперь также высказывается мнение, что Британия виновна еще и в том, что не оказала активной поддержки немецкому Сопротивлению, в результате чего его члены сочли попытку свергнуть Гитлера невозможной.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
