Кора чувствовала, как в распущенных, змеями летящих вслед за ней волосах путались жуки и стрекозы.
По разгорячённым лаковым телам скатывались прохладные капли росы.
Всё вокруг пело, сияло и излучало радостную гармонию.
«Какой люминесцентно-акриловый кич этот Рай, – подумала Кора. – А может, это мы на Земле живём в бесцветном мире? Или здесь глаза видят по-другому? А может, я всё это воспринимаю и вовсе не глазами? Или каждый видит по-своему? И мне хочется именно такого Рая? Блистательно-детского?»
В этот момент они увидели бегущего на них зверя.
При приближении зверь оказался собакой.
И не просто собакой – это была их Собака. Собака Тимы.
И Леша с Корой одновременно поняли, что Собака послана к ним Тимофеем как привет и обещание скорой встречи.
Знание, что ЗДЕСЬ он будет рядом с сыном, было совершенно чётким, осмысленным и предельно естественным для Лёши.
Вместе с этим знанием к нему пришло наконец и светлое чувство покоя.
Чувство это немедленно передалось Коре, и она сжала Лёшину руку, засияв глазами. Всё здесь купалось в счастливой, радостной гармонии. И это ощущение реальности и разумности происходящего невозможно было сравнить ни с каким известным ей земным чувством. «Наверное, именно таким ощущают мир мои дети-аутисты, подумала она, – первозданным и ненарушенным. Именно поэтому им и мешают человеческие эмоции, всегда так или иначе связанные с сиюминутным и будничным».
В пасти Собаки был зажат какой-то светящийся предмет продолговатой формы. Поравнявшись с ними, псина разжала зубы и, положив «предмет» к их ногам, приветливо завиляла хвостом. В глазах её светилась преданность, а верхняя губа чуть приподнялась, как будто в улыбке.
– «Ты – это ты, потому что тебя узнаёт твоя собака», – процитировала Кора, – а это значит, что мы здесь существуем. Это нам не снится. Может, мы только здесь и настоящие.
«Предметом» оказался сноп голубых лучей, формой напоминавший сказочный меч, столь любимый русскими былинными богатырями.
Лёша, отпустив Корину руку, наклонился, поднял «меч» и сжал его в ладонях, ощутив при этом невыносимую, ноющую, абсолютно земную боль в том месте, где когда-то находилось сердце.
И тут же понял, зачем ему этот меч предложен.
Он посмотрел на Кору – его воительница решительно кивнула головой, как если бы это была самая естественная вещь на свете. Глаза её мстительно сверкнули в предвкушении.
* * *
И Леша занёс меч над головой.
В это же мгновение в России, где-то в районе озера Селигер, случилось странное, так никем впоследствии и не объяснённое происшествие.
В группе собравшихся там по случаю какого-то сильно патриотического семинара то ли ещё чего-то в этом роде и кликушествующих под знамёнами в кремлёвских звёздах и паучьих знаках с одним из её участников, двадцатилетним Владиславом Суракиным, абсолютно, как говорится, на ровном месте случился страшный припадок.
В тот самый момент, когда натасканным на людей нацикам, съехавшимся на свой шабаш со всех уголков страны, раздавали наличные деньги на проведение очередных провокаций, Срак (как звали Суракина между собой в этой шайке) вдруг резко вскочил и, закружившись волчком на месте, дико, пронзительно завизжал, как поросёнок, которому перерезали глотку. При этом из горла у него фонтаном забила пена, перемешанная с кровью и рвотными массами, которыми он обильно орошал всех присутствующих. В его почти выкатившихся из орбит глазах стоял такой невыразимый животный ужас, что это повергло всех присутствующих в состояние шока, как если бы каждый из них сам получил электрический разряд непосредственно в мозг. Всё сборище вместе с «кураторами» впало в истерическое буйство – они бросились друг на друга, вопя и изрыгая сквернословия, и в ход пошло всё, что было под рукой и в карманах: стилеты, ножи, цепи и бритвы.
* * *
Сам же Срак, бросив дружков добивать друг друга, выскочил из этой разъярённой своры и бросился в сторону озера Селигер.
Выбежав на крутой берег, он оглянулся в паническом ужасе, как если бы за ним гналось стадо свиней, одержимых бесами, и, подпрыгнув на месте, ласточкой бросился вниз.
Упал он на острые камни.
Раскроенный череп его развалился на две половинки, как подгнивший орех, и… оказался практически пустым.
А из разверзнутого живота его вылезла паучья тварь в смердящей желтоватой слизи и, шмыгнув под близлежащий камень, исчезла.
И тело его приобрело вид кучи придорожной грязи.
Всё это Лёша и Кора в каком-то оцепенении наблюдали из своего далека.
– У, сатанинское племя, – скрежетнула Кора зубами, – изничтожьте друг друга! – Кора сама удивилась пронзившему её чувству из казавшейся теперь такой далёкой земной жизни.
И собака у их ног, тихо повизгивая, казалось, тоже вглядывалась в потустороннюю даль.
Лёшка наклонился и, благодарно потрепав пса по загривку, вложил ему обратно в пасть орудие мести. Собака, помахав на прощание хвостом, побежала, не оглядываясь, в сторону полыхающего теперь всеми красками райского сада.
И перевёрнутый горизонт осветился на мгновение заревом, как бы подмигнув им космическим глазом.
И тут же откуда-то издалека до их ушей донёсся ровный шум, сначала тихий, потом всё нарастающий, и они поняли, что это был шум океана – ласковый, требовательный и зовущий.
Легко оттолкнувшись от поверхности, на которой они стояли, Лёша с Корой приподнялись на несколько сантиметров и, приняв горизонтальное положение, полетели по «воздуху» – прямо на этот призывный шум.
Вокруг них прыгали аквамариновые глаза невидимых насекомых, живые венки из цветов водили хороводы.
На головы им, кружась, падал снег вперемешку с белыми лепестками то ли ромашек, то ли роз.
Летящие натянутые тела их, как тронутые гением струны, звенели музыкой счастья.
Океан сиял пронзительной голубизной, украшенный опрокинутым коромыслом радуги. В ней были те же цвета, что и в земной дуге после дождя, но только намного интенсивней, словно выписанные акриловыми красками.
* * *
Лёша с Корой, зачарованные, стояли на берегу, не осмеливаясь потревожить эту величественную гладь воды, нарушить её поверхностное натяжение и вселенский покой.
Первой вступила в сияющую стеклянную гладь Кора, и ей показалось, что она немедленно стала частью этого Великого океана.
– Иди же ко мне, возлюбленный мой, – поманила она за собой Лёшу.
И вступил он в воду и, сделав шаг, уже не мог остановиться.
Они передвигались в воде, не совершая никаких усилий, – именно передвигались, а не плыли, как если бы их несло невидимым течением. Тела их скользили без всякого сопротивления, как только что в пространстве. Океан манил их всё дальше, и очень скоро они поняли, что плывут уже под водой.
