Он стал свободным членом правления Федерации спортивной борьбы США. Его имя стало упоминаться при освещении национальных чемпионатов США по вольной борьбе.
Если его целью было таким образом купить свободу действий и власть, то он ее достиг.
* * *
После того как я переехал в поместье, одной из моих первоочередных забот было придумать, как поступить с прической Дюпона. Она имела тот же вид, как и в первую нашу встречу: с прямым пробором, с запущенной сединой у корней и ярко-красного окраса под Рональда Макдональда.
Сам я брился наголо и предложил ему сделать то же самое. Я предложил это не ради него, но ради себя. Не думаю, чтобы его заботило, как он выглядел, просто я больше уже не мог смотреть на то уродство, которое было у него на голове.
Он согласился, чтобы я его постриг. Должен сказать, что после этого он стал выглядеть не так уж и плохо. Стрижка наголо существенно улучшила его внешний вид, однако, продолжая принимать алкоголь и наркотики, он все равно выглядел как полный дурак.
Джон перенес несколько операций на колене, поэтому, мало того, что он был алкоголиком, он еще подсел на некоторые рецептурные лекарства. Являясь в Вилланова нетвердой походкой, он обычно объяснял свое состояние приемом обезболивающих таблеток, которые он глотал с учетом различных травм, в том числе травм обоих колен и спины. А наколенники, по его версии, зачастую являлись причиной того, что он спотыкался. Но его состояние было вызвано как приемом таблеток, так и пьянством. Не знаю точно, на каком именно этапе это произошло, поскольку это случилось еще до моего переезда в поместье, но с какого-то момента он стал предпочитать наркотики.
Это может прозвучать странно, однако переход на кокаин оказался для него благом. Это была примерно та же ситуация, как и с Дензелом Вашингтоном в фильме «Экипаж»[25], чей персонаж напился, и, чтобы отрезвить его, ему предложили «дорожку» кокаина. Аналогичный эффект кокаин оказывал и на Дюпона. Начав принимать кокаин, он на некоторое время словно пришел в себя и стал чуть более адекватным.
Как-то, когда я жил в поместье (но не тогда, когда я вел тренерскую работу в Вилланова), Джон поинтересовался у меня, не знаю ли я, где можно достать кокаин. Я баловался «коксом»[26]один или два раза на вечеринках до своего переезда в Вилланова, когда кто-то делился им со мной (для меня самого купить «кокс» было слишком дорого). Я сказал Джону, что знал одного парня, у которого водился «кокс», и Джон дал мне полторы тысячи долларов, чтобы купить ему какое-то количество. Я так и сделал, и мы два или три раза вместе побаловались им. Последний раз я употреблял «кокс» в 1989 году. Я принял слишком большую дозу: у меня подкосились ноги, а сердце принялось бешено колотиться. Этого оказалось достаточно, чтобы я, испугавшись, прекратил такие эксперименты.
Однажды вечером Джон продемонстрировал мне где-то около килограмма «кокса», хранившегося в ящике комода.
За его заслуги перед местной полицией ему был выдан полицейский жетон. Я был свидетелем того, как Джон как-то использовал его, чтобы попасть на чемпионат по борьбе штата Пенсильвания. У него не было билета, и, несмотря на все свои деньги, ему не хотелось тратить на него несколько долларов. Поэтому он показал свой жетон и прямиком прошел в зал.
Так вот, подозреваю, что он использовал этот жетон, чтобы попасть в хранилище вещественных доказательств полиции, поскольку на пакете с кокаином была ярко-оранжевая надпись: «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА». Джон ткнул соломинку в пакет и вдохнул самую большую дозу «кокса», какую только кто-либо вдыхал при мне. Это было такая большая доза, что я испугался, как бы с ним чего-нибудь не случилось.
– Что мне делать, если что-нибудь случится – позвонить по «911»? – решил я уточнить на всякий случай.
– Нет, – ответил он. – Позвони моему адвокату.
Когда я общался с Джоном, еще не было такого, чтобы он в это время не находился под кайфом: либо от алкоголя, либо от рецептурных лекарств, либо от кокаина.
После убийства моего брата широкую огласку получила та роль, которую в жизни Джона сыграла его мать. Как оказалось, Джон был маменькиным сынком. Он был единственным из четырех детей в семье Дюпона, кто не завел своей собственной семьи и остался в поместье. У меня не было возможности пообщаться с его матерью, поэтому я мало что знал о ней.
Она умерла в середине августа 1988 года в возрасте девяноста одного года. Джон взял на себя материнские обязанности по уходу за поместьем, и казалось вполне логичным то, что он стал управлять им. Джон изменил название поместья: вместо «Лиситер Холл» оно стало называться «Фокскэтчер». Но я никогда не встречался с тем, чтобы кто-то называл это место его официальным именем. Все, кого я знал, называли его просто «поместьем».
После похорон матери Джон перестроил особняк. Все его «награды», спортивные призы, спортивные плакаты и его фотографии со знаменитостями заняли почетное место над вещами, напоминавшими о его матери.
Смерть матери Джона часто упоминалась как поворотный момент в его жизни. Члены его семьи говорили, что, когда его мать умерла, его психическое состояние стало ухудшаться. В сентябре того года я поехал на Олимпиаду, а вернувшись, до своего отъезда из поместья прожил там еще около двух месяцев. Это не такой большой период времени, тем не менее я не замечал никаких изменений в его психическом состоянии сразу же после смерти матери.
Я вообще не заметил в его поведении ничего особенного, и он практически ничего не говорил мне о ее смерти. Учитывая наши с ним отношения, все это было похоже на то, что ее смерти словно и не было.
* * *
Олимпиада должна была начаться в середине сентября в Сеуле. Я был готов уйти от Дюпона еще до этого срока, поскольку общение с ним лишало меня какой-либо мотивации. Я вымотался физически, духовно и эмоционально. Единственным выходом было только бросить борьбу. Но я не мог сделать этого.
Я выиграл чемпионат мира 1987 года и считался фаворитом Олимпийских игр. Я мог бы стать первым американцем, который выиграл две золотые олимпийские медали по борьбе после Джорджа Менерта, который завоевал олимпийское золото в 1904 и 1908 годах. При этом в 1904 году вольная борьба была впервые включена в программу летних Олимпийских игр, и в том году все борцы вольного стиля были представлены только сборной США.
Надежды на меня возлагались большие, просто огромные, но если бы те, кто питал эти надежды, провели со мной хотя бы пару дней и понаблюдали, как я общаюсь с Дюпоном, они бы увидели, как сильно они ошибались во мне.
Иногда мне кажется, что Джону хотелось, чтобы я проиграл, потому что он сам никогда не был победителем и не желал, чтобы я стал им. Наряду с этим я подозреваю, что Джон был вовсе не против, чтобы я выиграл, поскольку в этом случае он мог приписать себе мой успех. Какой бы ни была его истинная мотивация, он продолжал отвлекать меня от дела.
