Почему же я сделала это? Хороший вопрос. Думаю, я сделала это, не желая, чтобы конец темной полосе положили именно эти мужчины. Странно, мне ведь вроде бы всегда казалось, будто ради секса я готова лечь в постель с любым, в ком есть хоть что-то для меня привлекательное.
Нет, правда, если одиночество так сильно измучило меня – а это так и есть, – почему я не пошла по пути наименьшего сопротивления? Ведь переспать с мужчиной – невеликая мудрость. Я могла просто пойти в ближайший клуб для одиноких и дать знать о своем намерении. И ведь лишь в прошлом месяце некий мужчина предлагал мне деньги, чтобы я согласилась заняться с ним сексом.
Но подождите-ка, понимаете ли вы то, что вдруг поняла я? Где-то посередине темной полосы – бог знает когда – я начала делать то, на что считала себя неспособной. Я начала тянуть время. Конечно, это происходило бессознательно. Но сознаюсь: вот уже около года я оценивала каждого мужчину, с которым встречалась, по одному-единственному критерию: достоин ли он того, чтобы прекратить мое воздержание. Рассуждала я так: если уж я жду столько времени, то подожду еще, лишь бы не ошибиться. Ну не смешно ли? Мне тридцать четыре, а я «блюду себя», как девственница. Помнится, когда я была девственницей, я так себя не вела.
Как это может быть? Отказ от близости с мужчинами сделал меня не только сексуально озабоченной, но и разборчивой!
Теперь я по-новому взглянула на положение дел. Я никогда не предполагала, что темная полоса связана с одним только сексом, но теперь мне казалось, будто она вовсе с ним не связана. Теперь я понимала, что не желала даже пытаться, если считала шансы неопределенными. Я искала того, кто внушил бы мне уверенность в том, что у нас с ним получится.
И что же сейчас? Куда завела меня эта стратегия? Что, если я буду все ждать и ждать, а темная полоса так никогда и не кончится?
Видимо, именно об этом перед моим отъездом в Фэрбенкс говорила Энн, всегда поражавшая меня своей мудростью. Она рассказала историю, взволновавшую меня, хоть я и не понимала почему. Это была буддистская притча о женщине, за которой погнались тигры. Спасаясь от них, женщина упала со скалы, но ей удалось ухватиться за какое-то вьющееся растение. Сверху ее подстерегали тигры, внизу разверзлась бездна, но она отщипнула ягодку и с большим удовольствием съела ее.
«Надо тебе заделаться буддисткой! – сказала Энн. – Нельзя, чтобы твое счастье зависело от того, есть у тебя какая-то вещь или нет. Знаем мы эту песню: «Если б у меня было то-то и то-то, я была бы счастлива», «Будь я на десять лет моложе, была бы счастлива». Но правда в том, что любая из нас – даже одинокая женщина – может быть счастлива. Это не значит, что не надо искать себе пару, но зачем ждать чего-то, что, возможно, и не принесет тебе желаемого, если можно радоваться жизни прямо сейчас?»
Совет казался очень разумным, и я не знала, что возразить. Но неделя, проведенная в квартире Нины, помогла мне по-новому взглянуть на вещи. Я обнаружила, что уже пробовала есть ягодки, не обращая внимания на опасность. Разве не это я делала, когда три года жила с Алеком? И вот теперь я решила, что этого мало.
Вот как я это вижу: та женщина из буддистской притчи сознавала, что шансы ее невелики, и могла порадовать себя только ягодкой. Мне же, как я надеялась, должно было повезти больше. Конечно, часики тикали, но все же тридцать четыре года – не тот возраст, когда следует признать себя побежденной и отправиться по магазинам в поисках трикотажных колготок.
Возможно, причиной тому стала победа над тем парнишкой или странное ликование, испытанное мной оттого, что не могла сняться с места, но я действительно чувствовала оптимизм. Я знала: невозможное возможно, потому что оно уже произошло. Тысячу дней назад я и не представляла, что смогу так долго прожить без секса, но ведь смогла же! Вы решите, будто я рехнулась, но, как ни странно, это внушало мне надежду, что я все-таки найду Того Самого Мужчину. Или он найдет меня. Не важно. Он существует, и когда-нибудь мы с ним займемся бесконечно долгим, страстным, ни с чем не сравнимым сексом.
Пока же я просто отдыхала и получала удовольствие. Постель у меня была уютная, и Нина пекла очень вкусные и немыслимо тонкие блинчики. В моем путеводителе был русский алфавит, и Юрий обещал научить меня правильному произношению. Кто знает, вдруг я пробуду здесь так долго, что прочту «Войну и мир» – за то самое время, за какое Толстой написал эту книгу. Скрэббл нам еще не прискучил. Вчера в ответ на жалобы, что набирается мало очков, я вписала еще четыре клетки «Двойной счет слова», надеясь поднять боевой дух моих спутников. Так что я сумела направить энергию в нужное русло и совершила немало полезного.
Чего не скажешь о моих компаньонах, Доне и Джиме. Они не хотели ничего совершать и спокойно ждать, пока заработает аэропорт, и с утра до вечера строили самые безумные планы, как бы нам поскорее отсюда выбраться, – такие же нереальные, как те, что придумывал Гиллиган со товарищи.
Так, Дон однажды загорелся идеей переправиться на вертолете на остров Святого Лаврентия – ближайший к нам пункт на территории Соединенных Штатов; до него было около 40 миль. Ни о чем другом он и говорить не мог. Дон пришел в такой восторг от своего плана, что упросил Юрия найти ему телефон. Он надеялся связаться с президентом «Беринг-эйр», нашей чартерной авиакомпании, базирующейся в Номе. Через час или около того Дон вернулся очень огорченный. Оказывается, вертолет за нами могли выслать только в том случае, если бы существовала непосредственная угроза нашей жизни. Вот тогда «Берингские авиалинии» связались бы с Госдепом США, и за нами выслали бы «Черного ястреба». Дону пришлось согласиться с тем, что из-за нашего временного заточения не стоит беспокоить Колина Пауэлла.
Затем свой план предложил Джим: надо, чтобы из Нома за нами выслали катер. Снова Джим и Дон побежали к заветному телефону, чтобы еще раз позвонить президенту «Беринг-эйр», и снова услышали категорическое «нет». Выяснилось, что, во-первых, в Номе нет катеров, способных, не подвергаясь опасности, пересечь Берингов пролив, во-вторых, если бы даже там были такие, российские власти не раньше, чем через пять недель, дали бы разрешение катеру пристать к берегу.
Но Джим и Дон не сдавались. Еще один план был связан с немецким пассажирским судном, которое, по слухам, на этой неделе должно было на несколько часов пришвартоваться в местном порту. (Ума не приложу, как слухи проникли в Нинину квартиру.) Но даже Дон отказался от этой затеи, когда я напомнила ему, что мы понятия не имеем, куда направляется этот корабль. А что, если он идет в Японию?
Самый потрясающий план родился у них в тот день, когда небо в поселке прояснилось настолько, что наш самолет мог подняться в воздух, но – о горе! – теперь уже недостаточно ясным оно было в Номе, где нам предстояло приземлиться. План состоял в том, чтобы попасть в Ном «с другой стороны», иными словами, предлагался маршрут бухта Провидения – Анадырь – Москва, а потом – вуаля! – Лондон – Нью-Йорк – Сиэтл – Анкоридж и Ном.
И вот всего лишь несколько часов назад я убедила их бросить это пустое занятие и сыграть в скрэббл. Но они слишком увлеченно обсуждали последнюю идею: как вынудить русское правительство депортировать нас. Честное слово, ничего более смешного я не слышала с тех пор, как… Подождите-ка. О черт! Да ведь я сама вела себя точно так же!
