Да и с чего бы? В квартире не прибрано, от нее самой наверняка воняет, она более чем раздражена и в состоянии еще большей жалости к себе, чем после развода. И отчего? Потому что ее обманули? Она была дурой? И вела себя глупо? Нет, за этим стоит что-то еще, более глобальное, космическое. Неизбежность одиночества, даже в том маловероятном случае, когда встречаешь человека, которого можно полюбить.
А тут еще пропал чертов косячок, который она положила в тумбочку, а теперь, кажется, потеряла. Но она же помнила, как клала его туда! И не помнила, чтобы выкурила, но, может, действительно позабыла? Это все равно что разыскивать носок в стиральной машине или двадцатку в бумажнике. Вечная таинственная история «Я могу поклясться, что клал это сюда».
А может, пока она лежала в больнице, кто-то пробрался в ее квартиру и… может, она сама, шпионка, стала жертвой шпионажа! И кто-то стащил ее косячок, как она сама стащила его, так что жаловаться не на что. Вполне вероятно, ведь жизнь циклична, все приходит и уходит и все берут чужое…
И Нина сделала то, что всегда делала в подобных случаях, как будто прошлый опыт ее ничему не научил.
Она позвонила маме.
— Мам, это я, Нина, твоя дочь.
— Привет, дорогая, это я, мама, твоя мама.
— Я неважно себя чувствую, — сказала она.
— Ты заболела, милая? Врача вызывала?
— Нет, здоровье в порядке.
— Рядом с тобой столько славных друзей!
— Да, верно, они замечательные. Пауза.
— Ты печальна, дорогая. Что-то случилось?
— Да нет, все в порядке.
— Что-то произошло. Расскажи мне.
— Ничего.
— Ничего? Тогда почему такое несчастное лицо? Я тебя не вижу, но знаю, что лицо несчастное. Я мать. А матери знают такие вещи.
— Ты будешь смеяться, — сказала Нина, стараясь, чтобы это не прозвучало саркастически.
— Так расскажи.
Вновь пауза — Нина думала, что сказать.
— Я влюбилась, мам.
— Ох, дорогая, это замечательно! — В ответ Нина расплакалась. — Считается, что это делает людей счастливыми.
Нина рассмеялась:
— Да, я знаю.
— Знаешь, дорогая, постарайся на этот раз не испортить дело.
Вот оно: пощечина, удар в голову, нокдаун. Ну когда она перестанет лезть на рожон и испытывать их отношения на прочность? Не каждая мать может пережить разочарование в дочери.
— Ладно, спасибо за поддержку, мама. Я тебе скоро позвоню.
— Я не хотела… — расслышала Нина, опуская трубку.
Нина решила, что это последний раз, когда она сообщила маме что-то, кроме хороших новостей, появление которых будет настоящим чудом.
Глава 23
Ничего удивительного, думал Билли, распаковывая старый чемодан, развешивая скучные темные костюмы в своем тесном шкафу старой квартирки на старой доброй Сорок девятой улице в «приобретающем известность», если верить «Нью-Йорк таймс» (да, и это был Слайд Хэмптон), районе Чертовой Кухни. Это случалось прежде и наверняка случится еще не раз, пока не исчезнет склонность человека к хаосу и глупости, а произойти это может, если Земля слетит со своей оси, пару раз облетит вокруг Солнца и вернется на место, нет, в чертов кратер на Юпитере. Невозможно избавиться от этого, от него, от неизбежности их симбиотических отношений. Они изначально взаимозависимы. Они — братья, и этим все сказано. Уже на заре человечества братья соперничали, ревновали и обижались. Билли и Дэниел гордо шествовали по стопам Каина и Авеля.
Что ж, не будем прятаться, посмотрим реальности в лицо: его облили дерьмом. Никогда прежде он не был в таком бешенстве. Ни в тот момент, когда Дэниел приобрел репутацию с помощью его работы, ни в тот, когда Дэниел украл у него Элизабет, ни в день, когда Дэниел уехал и когда вернулся. Билли любил брата, всегда. И знал, что Дэниел любит его. Они были братьями-близнецами, а с близнецами всегда так: они любят друг друга и защищают. Трахают девушек друг друга. Хотят убить друг друга. Перерезают друг другу горло и никогда больше не встречаются.
Пот лил с Билли, как Ниагара весной. Левая сторона лица — Канада, правая — старые добрые США. Он прижал палец к левой ладони: следующей весной съездить на Ниагару. Прокатиться на «Деве Тумана»[17]. Позавтракать в «Ай-эйч-оу-пи»[18]. В таком месте он ведь обязательно должен быть?
Он скучал по Сиду. Теперь нужно завести собаку. Но он не будет покупать пса, как его единоутробный придурок. В Обществе борьбы против жестокого обращения с животными и других приютах так много бездомных псин! Как только будет время, он пойдет туда и выберет дворнягу, которой нужна любовь и забота. И они помогут друг другу. Это вовсе не значит, что он не любит Сида. Любит, еще как!
И скучает по ней. Прошло около недели. Точнее, прошло четыре дня, семь часов и тридцать шесть минут с того момента, как он обнаружил Нину в постели, то есть на полу, с Дэниелом. Да, она оправдывалась, кричала, что думала, будто Дэниел — это он. Но откуда ему знать, что она не переспала с Дэниелом, потому что тот Дэниел и у него есть такая «штука» — я-не-знаю-блин-что, — от которой женщины хлопаются в обморок?
Стоп. Он падает прямиком в объятия дьявола, а его язык — в преисподнюю.
Билли достал тромбон. Собрал его, облизнул мундштук. Вспомнил о ней. Ее губы касались инструмента. Ее губы. Ее лицо. Ее смех. Поцелуй.
Сначала он заиграл неистовый блюз. Это был стон, вопль, рев. Затем он остановился, опустил тромбон и вспомнил лицо Нины — залитое слезами, потрясенное, когда она узнала правду, боль и гнев исказили ее прекрасное лицо. Он сделает все, чтобы этого не повторилось! Он сделает все, чтобы она никогда больше не испытала боли. Эта женщина заслуживает только любви и радости.
Он поднял тромбон и вновь заиграл.
Он играл для нее песню, которую она должна знать и, конечно, любить. «Мне нужна только эта девушка» из «Цыганки» — медленно, глубоко и печально, из глубины сердца. И хотя он не знал слов, но, представляя лицо Нины, он видел, как ее губы двигаются, следуя за мелодией.
Глава 24
У каждого свой предел жалости к себе. Для Нины он обозначился через четыре дня, семь часов и тридцать шесть минут. К тому времени она устала от себя, от лежания в кровати, да просто устала! Надо было поесть, а нечего. Собственное отражение в зеркале напутало ее. Ее собственный пес Сэм не стал с ней разговаривать, и то, что она этого ждала, напугало ее еще больше. За все это время она не слышала ни одного мюзикла и боялась, что навеки забыла слова песен.
