— Знакомься, Харпер. Харпер Джоели. А это Каро Эндрюс.
Харпер посмотрел на нее и отвернулся.
— Мы готовы, Трис. Ты идешь? — Тристан обернулся к Каро:
— Хочешь на прием?
— Нет.
— Нет, — сказал он Харперу. — Идите без меня.
— Между прочим, Аллену не понравится, если ты не появишься. — Харпер пожал плечами.
— Ну тогда извинись за меня.
Тристан и Каро остались одни в номере. От неловкости они молчали. Наконец Каро сделала пару шагов вперед и тронула обивку дивана.
— Моему отцу здесь понравилось бы. — Каро прошлась по номеру Тристана. — Он бы сказал, что здесь налицо совершенство линий. Он архитектор.
— А ты?
— Я актриса.
Он улыбнулся.
— Мне следовало бы самому догадаться. Что-нибудь тебе светит или впереди полный мрак?
— У меня была светлая полоса, когда я была маленькой девочкой. Я снялась в телесериале “Дерево, растущее в Бруклине”.
— Чудесный сериал, — и Тристан повторил его название.
— Был когда-то. А теперь это покажется всем приторной патокой, — сказала Каро.
Каро вдруг успокоилась, и из нее полились слова, фразы и целые монологи. Она нашла себе благодарного слушателя. Она вывернулась наизнанку, рассказав все о себе — кратко и жестко, — и закончила со слезами на глазах.
Тристан все выслушал и осторожно спросил:
— И тебя по-прежнему тянет на сцену?
— Я, наверное, дура, но не могу с собой справиться. Так определил Бог. Я ведь сыграла ангелочка, когда мне было всего семь. Разворачивала среди облаков туалетную бумагу. На радость Господу.
Он тихо рассмеялся.
— Возможно, он ею до сих пор пользуется. Значит, это была ты? Вот чудо!
Каро удивилась.
— Какое чудо?
— Я тебя тогда запомнил.
— Это же показывали по американскому телевидению.
— Ну и что. Я как-то слетал на выходные в Нью-Йорк и видел эту рекламу в номере отеля по ящику. Она даже вдохновила меня на сочинение песни. Считай, что я тебе обязан.
У Каро от изумления расширились глаза:
— Неужели?
— Да. Именно так и случилось. Правда, песню я написал не сразу, а позже, уже дома. Называется “Радужный нимб”. Там есть такие слова: “Мостик из радуги…”
— “…строит ангелочек в облаках”, — подхватила Каро, вспомнив слова этой песенки.
— Вот-вот! Это про тебя.
У нее перехватило дыхание. Она смотрела на него, он — на нее, и оба не могли оторвать друг от друга взгляда. Долго так продолжаться не могло. Первой очнулась Каро. Она прошлась по номеру, задержалась у оправленной в серебряную рамку фотографии красивой женщины.
— Это кто?
— Моя мать. Ее звали Маргарет, и она уже умерла. Она погибла в автокатастрофе, когда мне было двенадцать.
В дверь легонько постучали, и, не дождавшись ответа, в номер вошла горничная со сменой полотенец. Она чуть не выронила их, увидев Тристана.
— О, простите, я не хотела вам помешать… — Прижав стопку полотенец к подбородку, она стремительно улетучилась из номера.
Тристан встретил вопросительный взгляд Каро и произнес с легкой печалью:
— Больше не смотри на меня так. Никогда больше не смотри…
— Не буду, — пообещала Каро.
Он взял в ладони ее лицо и поцеловал. Сладко и нежно.
Перевалило за полночь. Вся компания ввалилась в номер после приема. Зак здорово опьянел, он сразу же стал приставать к Каро, но, встретив взгляд Тристана, убрал руки. Роб был, наоборот, тверд как гранитная глыба, даже не пошатывался. Харпер же напрочь забыл о своих обязанностях телохранителя. Он, казалось, проглотил язык, развалившись на диване, даже не сняв ботинок.
— А ну, встряхнись! — призвал его Тристан, но тот был уже в отключке.
— Я лучше пойду, — сказала Каро.
В глазах Тристана она прочла, что это правильное решение. Он проводил ее до двери.
— Увидимся снова? — спросил он.
— Да.
— Когда?
— Когда захочешь.
— Как тебя найти?
Каро продиктовала ему номер телефона-автомата на углу возле ее дома.
— В десять утра не слишком рано? — осведомился Тристан.
— Я буду ждать там.
Всю ночь Каро не спала, а около десяти спустилась вниз и принялась расхаживать возле обшарпанной телефонной будки. Она была готова к тому, что Тристан не позвонит, но… услышала звонок.
Они встретились в ближайшем к ее дому кафе. Она довольно долго сидела за столиком, смотрела через витринное стекло и наконец увидела его — он переходил улицу. Посетителей в кафе было немного, и они сделали вид, что им все равно, кто вошел в заведение, но по любопытным взглядам и легкому перешептыванию можно было понять, что Тристана узнали. В свете пасмурного утра и он, и она выглядели бледно.
— Я не спал эту ночь, — сказал он, словно извиняясь перед ней.
Каро не стала говорить, что и она тоже почти не сомкнула глаз. По ней это и так было видно.
— Я хочу, чтобы ты приняла от меня кое-что. — Тристан полез в карман. — Я увидел это по дороге сюда на витрине и подумал, что тебе понравится.
Коробочка была потертая, с бронзовой застежкой, будто перенесенная из века восемнадцатого… если не раньше. Каро раскрыла ее. Там хранился медальон с эмалевой миниатюрой — дама в розовом, а у ее ног коленопреклоненный трубадур с миниатюрной мандолиной.
Каро не сразу нашла нужные слова.
— Спасибо. Я буду хранить это до конца жизни.
Почему-то эта фраза прозвучала грустно. Тристан достал из кармана еще и бумажник и развернул его, показав Каро фотографию.
— А вот это дом, где я живу.
Здание из серого камня в викторианском стиле с верандой, опоясывающей весь первый этаж, а в бесчисленных окнах второго этажа отражалось закатное солнце.
— Они выходят на запад, на океан. Дом стоит на острове, — объяснил Тристан.
— Как красиво! — воскликнула Каро. — Как прекрасно жить на острове.
— Остров крохотный, но всего в часе езды от Лондона… от лондонской пристани, точнее… на моторной лодке. Иначе туда не добраться.
— Чудесно.
— Но я предпочитаю грести сам. У меня это здорово получается. Однако бывает тяжело, когда везешь туда с собой припасы. А то умрешь там с голоду.
Тристан словно бы оправдывался перед ней, как робкий мальчишка, и это ее рассмешило.
