Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
Долго еще стояла великая княгиня на смотровой площадке башни. Уже растаяла в жарком мареве августовского дня последняя телега тянущегося за войском обоза, и даже темная взвесь дорожной пыли улеглась, а княгиня не покидала Фроловской. Только поддавшись на уговоры княгини ростовской, Евдокия дала себя увести в княжеский терем, но и там вскоре оказалась в домовой церкви, где на коленях, молясь, она провела ночь.
Придя в Коломну, великий князь Дмитрий обратился за благословением к митрополичьему местоблюстителю коломенскому епископу Герасиму, хотя большое желание было поехать в Радонеж. Но гордость княжеская и обида на святителя Сергия, поручившегося за епископа Дионисия суздальского, не позволили ему совершить желаемого. Правда, Сергий Радонежский сам напомнил о себе: среди воинов он заметил двух могучего вида схимников.
— Кто такие? — спросил князь у смоленского воеводы Терентия. Тот, проследив взглядом направление, указанное Дмитрием Ивановичем, с готовностью пояснил:
— Из Радонежа… То боярин любецкий Андрей Ослябя, недавно принявший схиму, и богатырь боярин брянский Александр Пересвет, також принявший постриг. Игумен Сергий прислал монахов-воинов.
Изумился великий князь. Он знал, что Вселенский собор в Халкидоне запретил монахам вступать на ратный путь. Нарушивший этот закон отлучался от церкви. Но если это нарушение совершалось по воле игумена, то на него и ложился грех, а значит, игумен Сергий этим шагом подвергал свою душу огромному риску быть низвергнутой в ад.
20 августа объединенное войско выступило из Коломны. Рать растянулась. Конные полки шли споро, пехота, ведомая Тимофеем Васильевичем Вельяминовым, отставала. Обоз под палящими солнечными лучами еле тянулся. Выйдя к Дону, князь Дмитрий Иванович приказал ждать, пока не подтянутся остальные. Каждый час, проведенный в ожидании, отнимал у великого князя часть жизни. Он понимал, что подвергается огромному риску: ведь стоит Мамаю воспользоваться сложившейся ситуацией, и уже ничто не спасет ни войско, ни Русь. Но Бог миловал.
7 сентября, накануне дня Рождества Пресвятой Богородицы, дня осеннего равноденствия, русская рать переправилась через Дон чуть ниже реки Непрядвы и стала лагерем.
Ближе к вечеру объявился князь Ярослав. Он привел с собой две с половиной тысячи воинов — конных, оружных, в кольчуги облаченных…
— Пришел-таки?! — крепким рукопожатием приветствовал князь Дмитрий ошельского князя. — Князь ордынский, а кровь-то русская. Станешь с городецким полком!
Утро 8 сентября было прохладным, полз туман, медленно стекая по ложбинкам к Непрядве и Дону. Русские полки, выстроенные для битвы, снедаемые нетерпением, замерли в ожидании. Перед рядами хмурых воинов медленно продвигался священник, окропляя их святой водой и осеняя большим серебряным крестом. Когда под лучами солнца туман начал рассеиваться, перед войском выехал князь Дмитрий с воеводами. На глазах воинов он сошел с коня, снял княжеский алый плащ и передал его боярину Михаилу Андреевичу Бренко, затем к боярину подвели такого же белогривого коня, какой был у великого князя, а позади него встал знаменосец с червленым княжеским знаменем.
— Что? Что он делает? — в недоумении воскликнул Ярослав, обращаясь к городецкому воеводе Епифану Гореву. — Как же так? Смотри, он уезжает на своем коне в глубь полков, оставив боярина себя вместо. Зачем?
— Зачем? Зачем? Не нашего ума дело! — с раздражением огрызнулся воевода. — Он — князь, ему виднее! — А потом, уже тише добавил: — Не след ему так поступать… Боярина-то на смерть обрек. Ну да Бог ему судья. Самим бы уцелеть. Вона татарвя показалась.
И правда, с холмов в зыбком мареве тумана надвинулась темная масса всадников, еще неразличимых, но уже услышанных: от холмов доносился гул множества конских копыт, заставляя чаще биться сердце и сильнее сжимать древки копий и сулиц. Когда туман рассеялся окончательно, взору ратников открылось татарское войско — все больше конное, многочисленное, колышущееся словно водная рябь. За войском на вершине холма возвышался ханский шатер красного цвета.
— Хана Мамая шатер, — показал рукой воевода Епифан Горев. — А вон и он сам. Достать бы его…
Поблизости от шатра расположилась группа спешившихся всадников.
— Достанем! — уверенно произнес Ярослав. — А это что за пешцы? Уж больно корявы, — показал Ярослав на татарскую пехоту в отсвечивающих синевой латах.
— Так то наемные воины… откуда-то из-за моря. В войске Мамая кого только нет: и булгары, и армены, и половцы, и киргизы, и свеи…
— Откуда ведаешь? — усомнился в познаниях воеводы Ярослав.
— Земля слухами полнится. Мамай воинов набрал, а им платить надобно. Вот и пошел походом на Русь, — рассудил Епифан Горев. — Ты лучше вон на что посмотри, — повел он рукой в сторону татарского войска.
На полосу, разделяющую две рати, выехал татарский воин.
— Челубей! Батыр Челубей! — прошелестело по рядам татар.
— Темир Бек! — донеслось до воинов городецкого и ошельского полков.
— Так кто богатырь: Челубей или Темир Бек? — высказал сомнения Ярослав, и все знающий воевода пояснил:
— Кто ж про то ведает… Татары кричат — Челубей! Булгары — Темир Бек! Нам-то все едино. Ты поглянь, какой молодец! Аж конь под ним прогибается…
Татарин картинно крутил круги серповидным мечом, выкрикивая при этом трудноразличимые из-за расстояния и шума слова.
— О чем кричит? — спросил Ярослав.
— О чем?.. Поди, ругается, собака! Кто же супротив такого зверя выйдет? Силушку отменную надо иметь! — покачал головой воевода.
Разом шум стих. От русской рати отъехал воин. Но что это?! Он был без доспехов. В черной рясе, с клобуком схимника на голове…
— Пересвет!
— Ему Господь Бог защита!
— Радонежец… — пронеслось между рядов воинов, и каждый ратник напрягся, словно это ему предстояло сразиться в смертельной схватке с татарином.
Всадники понеслись встреч друг другу. Вот они сблизились, раздался удар копий и… тела поникли в седлах. Кони уже бездыханных богатырей вынесли с места схватки.
Несколько мгновений висела тишина. И вдруг она разорвалась тысячами глоток: и русских, и татарских… Повинуясь даже не приказу, а какому-то внутреннему состоянию, противники устремились навстречу друг другу.
Первым принял на себя удар булгарской конницы Передовой полк. И хотя место для конницы было не совсем благоприятным, полк стоял меж двух холмов, столкновение было недолгим: русичи полегли, словно колосья под острым серпом. Расправившись со смолянами, булгары вонзились в Большой полк и завязли в нем, истекая кровью. Другой отряд булгар и татар под командованием князя Сабана пошел на левый фланг русских, и очень скоро, несмотря на отчаянное сопротивление, татары и булгары перемололи десять тысяч пехотинцев полка Левой руки. Князь Сабан, увидев знатного воина в красном княжеском плаще, выпустил по нему болт из арбалета. Железная стрела пронзила кольчугу навылет. Воин упал. Думая, что это великий князь московский Дмитрий, Сабан радостно воскликнул:
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
