Книга Тайна куртизанки - Джоанна Борн

– Надеюсь, ты довольна собой. Но ты не изменишь того, что между нами произошло, Анник. Даже с полсотней молодых цыган.

Она не хотела слышать правду. Она высвободилась и стала наводить порядок на туалетном столике.

– Нельзя любить своего тюремщика. Хотя тюремщики ошибочно полагают, что заключенные их любят. Если б вы не захватили меня, к этому времени я бы давно ушла. И через неделю вообще бы вас забыла. – Или через месяц. Или через год. Или никогда. – Все, что между нами произошло, было только физическим влечением.

– И это тоже.

– Я не хочу ничего чувствовать по отношению к вам. Понимаете? Вы можете себе представить, что такое не иметь даже ночной рубашки? Так зависеть от мужчины, что даже просить у него одежду? Это плохое основание для дружбы.

– Я знаю. Это делает ее намного труднее. Сегодня ты будешь со мной спать?

Он спрашивает. Не требует. Просто спрашивает. Анник не знала, как бороться с такой хитростью.

– Я могу отказаться?

– Конечно, можешь. В доме пять или шесть свободных комнат. Одна как раз напротив, через коридор. Я оставлю дверь незапертой. Придешь ко мне?

– Я очень глупа.

– Думаю это значит «да». – Он улыбался. Анник позволила ему победить.

– Я приду к вам на цыпочках, ночью, через коридор, открою дверь и лягу рядом с вами. Я уже прислушиваюсь, что ваше тело говорит моему. Если б вы даже принесли меня в эту кровать, не утруждая себя уговорами, я бы все равно хотела вас.

– В коридоре холодно. Спи ночью со мной, в этой постели. – Он так хорошо знал ее, что почувствовал ее кивок. – Ты должна это сказать.

– Да. – Она совсем потеряла стыд.

– Давай закрепим твое решение.

Он прижал ее к себе, тело к телу, вдыхал запах ее волос, тихонько рыча. Анник тронуло до глубины души, что у него вызывает желание даже ее запах. Его руки тоже хотели ее. Она закрыла глаза, чтобы оказаться с ним в темноте. Все исчезло, кроме ощущений. Жар между ног распространился по телу. Она горела изнутри. Она была пьяна от этого. Она была…

Она была Анник Вильерс, а этот человек был ее врагом.

Она сразу отпрянула, тяжело дыша.

– Я сделала… – Ей пришлось заговорить снова: – Я сделала с вами ошибку. Потеряла себя.

– Ты еще не привыкла к этому.

– Не опекайте меня, месье. Я становлюсь безрассудной, если это касается вас. Так может случиться с кем угодно. – Пройдя босиком по комнате, она села на краешек стула. Мэгги Дойл обеспечила ее шелковыми чулками с белым узором. Изысканные. – Возможно, я обрету разум и буду спать одна. Кто знает? Вы не можете вечно меня запутывать.

– Мы запутываем друг друга.

– Но один из нас – тюремщик. Вы хотите, чтобы я это забыла. Вот почему вы так нежны. Что касается меня, то я предпочитаю искренность. Лучше изводите меня допросами. Тогда я вспомню, что пленница. Будь у меня хоть капля гордости, я бы не лезла к вам в постель, а играла шлюху.

Наступило молчание, оглушительное, как удар грома. Между ними потрескивало напряжение.

– Так вот что вы делаете? Играете шлюху? – Анник не смотрела на него.

– Я обучена делать это, если меня схватят.

– Пленница и тюремщик? – С ней разговаривал Грей, не Роберт. – Если только это, тогда приступим к допросу. Расскажи мне о планах Альбиона. Кто их тебе дал? О! Почти безупречно. Ты выглядишь удивленной и обиженной. Прекрасно.

Ее вдруг сковал холод. Потому что он был в гневе и потому что этот человек мог видеть сквозь ложь. А сейчас это единственное, что ей принадлежало. Она завязала подвязку, чтобы не спадали чулки.

– Я никогда их не видела, хотя все считают, что я ношу эти планы с собой, как кошка своих котят. Я не знаю почему…

– Ты носишь их в своей голове.

Анник окаменела. Он не может этого знать! Не может! Никто этого не знает!

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Каждая страница, каждый список, каждая; карта. Все это здесь, в твоей памяти, между Расином, Вольтером и Тацитом. Вот почему Леблан так и не смог их найти. Он не знает, где искать.

Она медленно надела туфли, которые он ей откуда-то принес. Нужно двигаться. Мозг отказывался работать. Он знает. Он знает! Как он может знать?!

Он смотрел на нее и ждал.

– Я не хотел лишить тебя дара речи.

Она выстояла под ружейным огнем. Она украла дипломатические депеши прусского военного командования. Она – Лисенок. Нельзя сидеть, как немая идиотка! Только великая сила духа заставила ее пожать плечами:

– Это сантименты. И очень глупая теория.

– И что ты собираешься делать с этими планами, Анник? Стоять на берегу и махать, когда подплывут французские корабли? Ты, конечно, знаешь, где они высадятся.

Во рту у нее пересохло.

– Я не говорю, что не знаю вообще ничего. Я бесподобно умная женщина, но я действительно не знаю о вторжении. Вы несете полный вздор.

– Ты ненавидишь Бонапарта. Возможно, ненавидишь его с Вандеи. Ты в Англии, чтобы остановить вторжение. Ты шла из Марселя, слепая, одинокая, потому что знала о предстоящем.

– Я повторяю вам. Я лояльная француженка и ничего об этих планах не знаю.

– Когда у тебя не будет выбора, ты, в конце концов, передашь мне планы Альбиона. Ты не можешь поступить иначе.

Что-то у нее внутри лопнуло и рассыпалось. Возможно, ее храбрость. Грей знал. Он сложил мельчайшие кусочки – злобу Леблана, ее неосторожные слова – и все разгадал. Секрет ее памяти. Выбор, который стоял перед ней и мучил ее. Решение, которое она должна принять. Он даже знал, что она решит. Это один из великих шпионов, равный Сулье и Вобану.

– Проклятие! – Он в мгновение пересек комнату. – Я тебя напугал. Я обещал себе, что не буду этого делать. – Ее щека была прижата к его парчовому жилету. – Мы поговорим. Мы только поговорим. Я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Но план Бонапарта – настоящее безумие. Мы оба это знаем. Он нанесет такой же вред Франции, как и Англии.

Да, Грей вел себя по-умному. Подтачивал ее храбрость, как мышь подгрызает деревянную стенную панель. Она перед ним беззащитна.

– Я не хочу говорить о французской политике. Это сложная и гнетущая тема.

– Хорошо. Не будем говорить. – Он положил подбородок ей на макушку. – Просто держись за меня.

С закрытыми глазами, в темноте, она словно вернулась во Францию, когда была слепой и знала Грея только на ощупь и по запаху. В одной из комнат пробили часы. Семь ударов. По напряжению его мускулов у нее под руками она поняла, что их маленькое перемирие закончилось. Перемирия все таковы, они рано или поздно кончаются.