Юс все думал, когда же она начнет расспрашивать. Но она ничего не спрашивала. Даже когда уже в сумерках приехали к Степановым кашеварам, галдевшим вокруг огромного казана с доходящим пловом, и Каримжон, спешившись, взял под уздцы коня с Алтаном поперек седла и повел вниз, в мертвый кишлак. Юс спросил у Шавера: «Чего он? »
— Он говорить будет, — сказал Шавер, — нам не нужно слушать.
— А с Алтаном что?
— Все с Алтаном, — ответил Шавер. — Был Алтан, и нет Алтана. Забудь про него.
Больше ничего Шавер рассказать не захотел. Загребал горстями рис с лягана, уминал, отправлял в глотку, запивал водой, — странный таджикский обычай запивать рис не чаем даже, а водой, — балагурил, хохотал. Потом появилась бутыль с рисовой водкой, пили ее, — не за успех, Алтана и события в альплагере вообще не вспоминали, ни словом не обмолвились, будто не со смертельно опасного путешествия вернулись, а так, заехали на огонек. Юс пил, не пьянея. Оля тоже пила — наравне с ним. Одну один раз, второй, третий. Она смотрела в костер как загипнотизированная. Юс вдруг обратил внимание на то, что с ближнего к ней края лягана плов нетронут. А из-под повязки на ее шее выползают одна за другой тяжелые, черные в свете костра капли и сползают по шее за вырез свитера. Тогда он растолкал уже начавшего клевать носом Шавера, потребовал найти антибиотики, аспирин. Тот долго не мог понять, что такое и зачем, посоветовал выпить больше водки, тогда точно все пройдет. Юс объяснял: не водка нужна, черт побери, антибиотики нужны, ну, антибиотики, так антибиотики, эй, Ураим, нужны антибиотики, анти-что? Биотики! — Нет, битек нет, есть бинт, аптечка есть, битек нет. Врач тоже нет, какой врач, фелчер есть внизу, в поселке, далеко. Давай сюда аптечку. Вот, бери, командир здесь оставил. Но битек нет, нет. Фонарик? Есть фонарик, есть, но батарейки нет, ёк батарейки. Ах, ты, господи, несите тогда к костру. Факел? Давайте факел. Шавер, подержи.
В свете факела Юс перекапывал содержимое принесенного аптечного ящика: бинты, слава богу, бинтов порядком, жгуты, ватные тампоны, йод, хорошо, аспирин. Ага, левомицетин, стрептоцид, еще что-то западное, судя по инструкции, ударного действия. Оля попыталась подняться, не смогла. Юс едва успел подхватить ее, а то бы упала на остатки плова. Вода есть чистая? Есть, начальник, есть. Холодная? И холодная есть. Давайте сюда! Он отвел Олю в сторону, усадил на камень. Шавер кликнул еще кого-то, тот прибежал еще с одним факелом, стали по обе стороны, как часовые. Юс побрызгал водой на заскорузнувшие от крови, присохшие к порезам на горле тряпки. Взрезал их ножницами. Отодрал присохшие куски, — Оля скрипнула зубами, но не сказала ничего. «Молодец, — сказал Юс, — ты у нас молодец, потерпи немного, потерпи». Порезы были длинные, но неглубокие, неопасные, пропоротая кожа. Юс обработал их как мог, перебинтовал, напоил Олю антибиотиками, дал таблетку аспирина. Их уложили спать в углу большой брезентовой палатки, занавесили им одеялом угол. Перед сном Юс стянул с Оли промокший, пропитавшийся кровью свитер, брюки, содрал затвердевшую от засохшей крови майку. Оля не сопротивлялась. Уложил ее рядом, прижал к себе. Ее лихорадило. Лежал на спине, смотрел в темноту. В палатке суетились, укладывались, хохотали, шуршали одеялами, кто-то звучно пукнул, — последовали раскат хохота и возмущенный выкрик пукнувшего, — его выпихнули из палатки проветриться. Наконец улеглись и через минуту разноголосо захрапели.
Юс заснул, провалился в дрему, очнулся снова, — кажется, через минуту. И не сразу понял, отчего проснулся. По ущелью волной катился крик, страшный, наполненный невыносимой болью. В палатке кто-то выругался. Оля дрожала, вцепившись в его руку. Оля? Что такое? Ты чего так дрожишь? Он коснулся в темноте ее лица. Мокрое. Ты плачешь? «Ты плачешь? »
— Нет, — сказала она, и всхлипнула.
— Не плачь, — сказал он, погладил ее веки.
— Ты не убьешь меня?
— Ты чего? С чего ты взяла?
— Ты не убьешь меня?
— Успокойся, — сказал Юс, повернувшись на бок, прижал к себе, поцеловал в горячий лоб. — Успокойся. … Вот так, постарайся заснуть, тебе нужно заснуть. Ты уедешь домой, я сам посажу тебя на поезд, обещаю.
— А ты поедешь со мной?
— Поеду, — пообещал Юс. — А сейчас спи. Ничего не говори больше, спи. Я обниму тебя, крепко-крепко, и тебе не будет холодно, тебе будет хорошо, а завтра мы поедем вниз и скоро будем в Фергане.
Шрам на ее лице не был единственным. Еще один тянулся через спину, от правой лопатки вниз, и по боку — грубый, неровный, жесткая горячая полоса. Она вздрогнула, когда пальцы Юса его коснулись.
Она почти не спала. Под утро, когда жар наконец спал, прикорнула немного, вся взмокшая от пота, и почти тут же в палатке загомонили, заворочались, зашебуршали, закряхтели, залязгали снаружи по котлу. Подъем. Нужно вставать. Вставай! Она села, прикрываясь одеялом, бледная, с растрепанными волосами.
— Я сейчас. Ты… не смотри.
— Не буду, — пообещал Юс и отвернулся.
Она за его спиной натянула затвердевшую, ломкую, как фанера, майку, натянула свитер. А потом обняла его сзади, прижалась к нему и поцеловала в затылок.
После завтрака приехал Семен со своими. В долине сразу стало многолюдно, шумно, суетно, тесно. Там и сям валялось военное железо, на камнях лежала решетчатая труба станкача, свьюченного с лошади, громоздились ящики с гранатами, уже переругивались за палатку, раскладывали еще костер — делать завтрак для прибывших, набирали воду в обмелевшей, чистой поутру реке. Семен отозвал Юса в сторонку, сказал:
— Ну, хлопче, повезло вам. Там такая заваруха за перевалом была. Чуть не сотню Алтановых завалили. Ты что, и вправду бабу знакомую там встретил?
— Вправду.
— Мои хлопцы говорят, то новая баба Сапара командовала, бия долинного, роду Кипчак. Откуда взялась, непонятно. Говорят, бой-баба, взрослого чоловика голыми руками одним ударом бьет. Це баба так баба. Говорят, чокнутая, и ведьма, Сапар без нее дыхнуть боится. Ты-то откуда ее знаешь?
— Знаю, — ответил Юс. — Просто знаю. Встречались раньше.
— Ну, не хочешь говорить, не говори, не моя справа. Хоть я б справу такую не ховал, не темнил. Очень полезное знакомство. Чтоб Ибрагимовым людям в долине так вот кто-то помогал… тото Ибрагим удивится. Ибрагим, ты знаешь, за долиной хорошо смотрит. … Э, не. А свою девку, Олю это, откуда взял?
— Случайно получилось. Алимкул ее в заложники взял и не отпускал.
— Как так?
Юс рассказал, как было дело. Семен удивленно кивал головой, слушая, а выслушав, сказал: «Ну лайдак. Давно мне он не нравился. Тильки глянь, Юсе, — без него б у вас ничого не отрималося».
— В том, что все-таки получилось, его заслуги нет, — сказал Юс.
— А все ж без него не вышло б. И Оля твоя живая.
— Живая. Ее всю ночь лихорадило. И хорошо еще, если обойдется. Ранки на горле воспалились.
— Брось, Юсе. Колы ужо не занялося, буде здоровенька.
