Однако… Иван передернул плечами. Похоже, они просто сменили одного хозяина на другого… вернее – на хозяйку! В окружении воинов из дома во двор вышла высокая женщина в такой же черной накидке, как и у всех, с огромным золотым монистом на груди. Смуглое, не лишенное определенной красоты лицо ее дышало умом и силой. Темные, прятавшиеся под густыми ресницами глаза, узкий, чуть длинноватый нос, с несколько хищным изгибом, пухлые губы. Волосы женщины прикрывал темный платок, повязанный на арабский манер и украшенный многочисленными золотыми шариками, уши оттягивали тяжелые, видимо тоже золотые, серьги со вделанными в них крупными самоцветами, лоб и щеки покрывал сложный орнамент не лишенной изящества татуировки.
Завидев женщину, воины почтительно поклонились.
– Меня зовут Каради-Куюг, – осмотрев пленников, громко произнесла женщина. – Теперь я владею вами…
– Э, так мы не договаривались, – неожиданно возразил Жан-Люк.
Берберка лишь чуть скривила губы, пара воинов тут же вытащила несчастного парня на середину двора…
– Не убивай, – взмолился марселец.
Каради-Куюг усмехнулась:
– Дайте ему плетей, только не сейчас, позже. Следующий, кто меня прервет, лишится головы… Есть ли среди вас искусные ремесленники?
– Есть каменщики, – выкрикнул кто-то.
– Отходите во-он к той стене, – показав, кивнула берберка.
Двое пленников отошли.
– Остальные? Вот ты чем занимался раньше? – Она посмотрела в глаза Жан-Люку.
– Э-э… понемногу торговал, мадам.
– Ясно. Торговцы нам не нужны. А ты? – Она перевела глаза на Раничева.
– Плавал по морям, – хмуро отозвался тот.
– Вот уж чего я точно не собираюсь делать! – под смех воинов заявила женщина.
– Что с нами будет? – осмелился поинтересоваться Иван.
– Вы – наши рабы, – терпеливо пояснила берберка. – Старый прохиндей Хятиб продал вас нам за не очень-то большую цену.
– Продал?! – возмущенно воскликнул Жан-Люк. – Так вот, оказывается… О-о-о, – звякнув цепями, застонал он.
– Теперь все вы принадлежите благородному племени кабилов, и что с вами делать – мы посмотрим. Сказать честно, скорее всего, ближе к весне мы вас продадим, но не думайте, что все это время вы будете бездельничать. – Обернувшись, Каради-Куюг повелительно махнула рукой старшему воину: – Уведи их, Кавсар.
– Слушаюсь, госпожа!
Кавсар кивнул воинам, и те, взмахнув копьями, загнали только что закованных в цепи пленников в длинный низкий сарай, глинобитный пол которого был устлан бурой подгнившей соломой.
– Ну вот, – прислонившись спиной к стене и вытянув ноги, произнес Раничев. – Похоже, зря бежали…
Никто не отозвался, даже обычно болтливый Жан-Люк. Все молча сидели, словно нахохлившиеся воробьи, лица беглецов выражали смесь отчаяния, горя и, как ни странно, надежды. Да, они снова попали в рабство – но кто знает, быть может, потом их все-таки продадут в хорошие руки? Быть рабом у хозяина – это совсем не то, что гнуть спину на каменоломнях.
Внезапно заскрипев, отворилась дверь. В сопровождении стражи вошел старший, Кавсар – высокий, несколько нескладный и даже смешной – с узким лицом и широким носом, украшенным золотым кольцом в левой ноздре. Впрочем, сейчас он был как нельзя более зловещ и серьезен. Воины держали в руках зажженные факелы – в сарае не было окон.
– Ты! – Кавсар остановился перед Жан-Люком, и тот, пошатываясь, поднялся на ноги. По знаку старшего воины подхватили его под руки и вывели вон. Скрипнула, закрываясь, дверь. Со двора донеслись щелканье бича и вопли несчастного марсельца – Каради-Куюг выполняла свое обещание. Впрочем, Жан-Люка постегали несильно – он вернулся в сарай самостоятельно и, тяжело вздохнув, повалился на солому ничком.
– Ничего, парень, – утешил его Иван. – Может, оно и к лучшему.
– К лучшему? – взвился вдруг один из беглецов – коренастый широколицый мужик из каталонских крестьян. – Да эти черномазые нехристи уморят нас здесь всех!
– Вряд ли. – Раничев усмехнулся. – Зачем им это?
– А зачем было похищать нас?
– Помолчи лучше, Хосе, – прервал его сосед, мрачного вида бородач с мускулистыми бицепсами молотобойца. – Никто нас не похищал, сами бежали… Кто ж знал, что прощелыга Рауль окажется такой тварью?
– Да, он неплохо поправил на нас свои дела… Ничего, может, еще и посчитаемся с ним.
– Сначала попробуй, выберись отсюда.
– Выберемся… Уж если из каменоломни бежали, то…
Снова распахнулась дверь.
– Выходите, – повелительно махнул рукою Кавсар. Золотое кольцо в его ноздре вспыхнуло в проникающем в сарай через крышу узком лучике солнца.
Уныло звякнув цепями, невольники вышли на двор. Раничев повертел головой, ожидая увидеть главную берберку, мадам, как он ее про себя назвал. Ничего подобного – развод на работы произвел лично Кавсар, безо всякого участия госпожи.
– Ты, ты и ты, – быстро проходя мимо пленных, он тыкал их пальцем в грудь. – Пойдете с Сахим-Химом на рытье колодца… – Обернувшись к скромно стоящему у ворот седенькому старичку в грязно-белой чалме, Кавсар что-то сказал ему на своем языке. Старичок улыбнулся и принялся низко кланяться. Отобранные невольники быстро пошли за ним в сопровождении двух воинов.
– Вы четверо – на огороды, ты и ты – ремонтировать стену, а вы двое… – Кавсар остановился около Раничева и Жан-Люка. – Пойдете с Кабиром… Он скажет, что делать.
Кабир – средних лет человечек, небольшого росточка, юркий, с ушлым лицом базарного проходимца – сладенько улыбнулся и поинтересовался у Кавсара, понимают ли рабы по-арабски.
– Понимают, – утвердительно кивнул тот. – По крайней мере, должны.
Вслед за «проходимцем» Кабиром – как впоследствии выяснилось, занимающим при дворе Каради-Куюг должность управителя хозяйством – Раничев и марселец вышли со двора и в сопровождении пары совсем еще юных воинов быстро пошли на самую окраину поселения. Узкие… даже язык не поворачивался назвать это улочками, скорее – просто щели, едва протиснешься, некоторые приходилось преодолевать боком. Высокие, узкие – под стать улочкам – дома с оконцами-бойницами, башни, каменные заборы, огородики на горных террасах… Выйдя из очередной трещины-улицы, Кабир и невольники с воинами внезапно оказались на довольно широкой площади, усыпанной песком и камнями. Песчаный склон выходившей на площадь горы был усеян отверстиями, словно норами, правда, большими – в человеческий рост. Часть «нор» закрывалась плетеными циновками с довольно красивым орнаментом, а часть даже имела двери. Пещерные жилища! Еще в Касьбе кто-то из арабов-надсмотрщиков с презрением рассказывал про такие.
Войдя в одну из пещер, Кабир вскорости вышел оттуда, держа в руках кирку и лопату.
– Вот! – Он протянул инструменты невольникам. – Будете расширять во-он ту пещеру. – Он кивнул на самый край склона. Работайте. Сделаете мало – получите плетей.
