– Сегодня вечером во время этого допроса вообще не упоминалось о деле Либерри. Штром говорил об этом только Баффингэму.
Детектив Джонс, приоткрыв дверь, просунул голову в щель и сказал:
– Я, собственно говоря, должен бы доложить шефу. Но он был таким усталым и в таком плохом настроении, что, если я сейчас ему позвоню, он, вероятно, оторвет мне голову.
– Подождите до завтра, – сказал Кистлер.
– Раз вы дежурите в холле, ничего не может случиться, – успокоила я усердного молодого служаку. И, таким образом, лейтенант Штром был оставлен в покое.
Сегодня я задаю себе вопрос, могло ли что-либо измениться, если бы мы ему позвонили. Но, в сущности, не могу себе этого представить. Я провела беспокойную ночь. Почему я не могла заснуть, для меня осталось тайной, ведь я устала, как собака. Мистер Уэллер домой не вернулся. Вероятно, его арестовали. Следовательно, если убийцей был он, то мы, по меньшей мере, были от него в безопасности.
А если виновным был не Уэллер, то на этот случай в холле дежурил Джонс, охраняя нас. Я оставила открытой свою дверь в холл и могла слышать даже шуршание газеты, которую читал Джонс. Я начала думать о мистере Гранте. Его поведение было для меня довольно загадочным. – «Очень интересно, чрезвычайно интересно. Я знал эту семью,» – сказал он. Его голос звучал у меня в ушах, когда я тщетно пыталась заснуть. Я попробовала представить себя на месте мистера Гранта лет двадцать назад. Тогда ему, наверное, было приблизительно лет пятьдесят. Приятель мистера Либерри. Возможно также, и друг мисс Стайнс, той самой тети. Вероятно, живы ещё и другие знакомые этой семьи. Первым делом я должна убедить Штрома разыскать всех ещё живых знакомых семьи Либерри и сказать им правду. Они имеют право её знать.
Наконец, возможно живы ещё даже родители этой девушки! Ведь тетя жила в Джиллинг-сити. Нужно посмотреть в телефонном справочнике, числится ли на Кливленд-авеню некая мисс Стайнс. Тогда я бы сказала ей:
– Мисс Стайнс, с вами говорит миссис Дакрес. Вы меня не знаете, но у меня есть для вас хорошие вести. Ваша племянница, та несчастная девушка, которая выбрала себе такой трагический конец, оставила после себя записку, из которой следует, что она, в сущности, была совершенно невинна.
С такими мыслями в голове я, конечно, не могла найти себе покоя. Я снова подумала о мистере Гранте. Друг семьи, которого, может быть, даже просили о помощи, который, вероятно, пришел в ужас, услышав об этом самоубийстве. И, в конце концов, я заснула. Мне приснился кошмарный сон, в котором Роза Либерри кричала мне: «Торопитесь! Торопитесь!»
Когда я проснулась на следующее утро, солнце ярко освещало комнату. Я была совершенно разбита. Выбравшись из постели, я, зевая, приготовила себе завтрак. Странно, ещё два дня назад я почти умирала с голоду, а теперь я об этом уже совсем забыла. Но моя голова все ещё давала о себе знать после понедельника. Сегодня пятница.
– Давно пора, – с сарказмом подумала я, – опять произойти чему-нибудь ужасному!
После завтрак я вышла в холл, где Джонс крепко спал, сидя на кожаном диване.
– Доброе утро!
Он испуганно вскочил и проворчал:
– Доброе утро.
– Все в порядке? Никаких новых убийств?
– К сожалению, нет! – гуманно ответил он.
– Вы уже видели мистера Гранта?
– Он пока ещё не спускался сюда.
– Бедняга, – сказала я. – Он, вероятно, совершенно изнурен. Отнесу-ка я ему чашечку кофе.
– Позаботьтесь заодно и обо мне! – ухмыляясь сказал Джонс.
Итак, я приготовила настоящий крепкий кофе, подала одну чашку благодарному Джонсу, а вторую понесла наверх. Наверху, в коридоре было тихо и темно. Ходж, вероятно, уже ушел, а мистер Баффингэм, похоже, ещё спал. Мисс Санд была уже на работе. А миссис Уэллер? Она была теперь одна. В сущности, этих Уэллеров я всегда видела вместе. Я подумала об их совместной жизни, жизни под тяжестью вины, которая связала их друг с другом. На все времена. До конца их дней.
Тихо постучавшись в дверь мистера Гранта, я все ещё думала об этом трагическом супружестве. Никто не крикнул мне войдите, и я постучала ещё раз. Опять тишина. Я нажала ручку двери, и она поддалась. Должно быть, мистер Грант оставил свою дверь незапертой или уже вышел. Может быть, он болен и нуждается в помощи. Такой пожилой человек едва ли будет что-то иметь против, если я просто войду и посмотрю на него. Я открыла дверь.
Мистер Грант лежал на своей постели лицом к окну. Свет падал на его спокойное, неподвижное лицо. Признаки усталости и изможденности исчезли. Он выглядел спокойным и умиротворенным. Я заметила, что электрический свет в комнате ещё горел. И тут я узнала правду.
Я тихо поставила чашку и подошла к спящему. Я дотронулась до его руки. Мистер Грант был мертв.
На его ночном столике лежали два листа бумаги. Один из них был предсмертным письмом Розы Либерри, другой содержал следующее:
«Я Дон Грант Либерри. Наконец я снова доволен. Я едва могу дождаться, когда опять увижу свое дитя.»
23
Я медленно спустилась вниз, чтобы известить Джонса. Когда он услышал это сообщение, последние остатки его сонливости мигом исчезли. Он бросился вверх по лестнице и тотчас вернулся назад, чтобы позвонить Штрому. Я сидела на кожаном диване и тихо плакала.
Джонс безостановочно бегал взад и вперед.
– И что только скажет лейтенант Штром! Надо же было этому случиться именно во время моего дежурства! – снова и снова повторял он.
Штром прибыл, как обычно, очень быстро, в сопровождении своих верных спутников Вэна и Билла.
– Опять у вас что-то стряслось? – крикнул он мне, вместо того, чтобы адресовать этот вопрос Джонсу.
– Я так рада, что он увидел это письмо! – всхлипнула я.
– Какое письмо?
– Предсмертное письмо Розы Либерри выпало у вас из кармана, и мистер Грант прочитал его. Он был отцом Розы.
– О, святые небеса! Джонс, пошли со мной!
Все четверо полицейских устремились вверх по лестнице. В течение следующей четверти часа к нам непрерывно прибывали люди. Я не имела понятия, кто они были, вероятно, полицейские, детективы и сотрудники следственной службы. Они только коротко спрашивали:
– Где? – и взбирались на второй этаж.
Немного позже появилась миссис Уэллер с заплаканными глазами и отекшим, усталым лицом.
– Что здесь опять случилось? – хрипло спросила она.
– Мистер Грант умер. Я нашла его. Я поднялась наверх, чтобы отнести ему чашку кофе, и… там… он лежал…
– Отчего он умер? – спросила она тихо.
– Я не знаю. Он лишил себя жизни. Он оставил записку.
Мне до сих пор не было ясно, что могла означать добровольная смерть этого старого человека, и я только отметила появившееся на лице миссис Уэллер выражение надежды. Я тут же догадалась, что пришло ей в голову, и поспешно воскликнула:
