Он так разошелся еще и потому, что представил себе, как блондинка сидит за стойкой, облаченная в туго облегающую ее выпуклости форменную блузку. И тут он расслышал еще один женский голос, разобрал имя, которое женщина упомянула.
— Что она сказала вот сию минуту? — спросил он девушку.
— А, вы слышали? Я думала, вы повесили трубку.
— Я вас спрашиваю, что сказала эта посетительница.
— Она сказала… Что вы говорили вот только что?.. Что-то про то, что вам необходимо кое-что узнать, пока не будет слишком поздно; это касается доктора Гленне, ее лечащего врача.
Когда посетительница вышла из лифта, Викен уже ждал ее. Она была несколько выше среднего роста, у нее были рыжеватые волосы и определенно женственные формы — и у этой тоже, надо же! Одета она была в черный костюм в серую полоску; юбка до колен, сапожки на высоких каблуках. Если вообще можно по одежде определить, откуда тот, кто ее носит, то, уж во всяком случае, эта женщина живет не в демократичном районе Тёйен или Грёнланн. Она протянула ему затянутую в перчатку руку таким движением, словно ждала, что он эту руку поцелует. Он довольствовался тем, что легонько пожал ее.
— Сольвейг Лундвалл, — представилась женщина.
Он провел ее в свой кабинет.
— Вы захотели побеседовать лично со мной, — начал он.
Она сняла перчатки и, положив их на колени, принялась разглаживать.
— Вы давали в газетах интервью об этих ужасных… событиях. И вот еще, я вас видела в новостях по телевидению. Вы такой человек, который сразу же внушает доверие.
— Так-так… — произнес Викен и откинулся на спинку кресла. — Наша задача — обеспечивать покой граждан. — Он всегда питал слабость к рыжеволосым женщинам. — Вы хотели что-то рассказать об одном враче…
— О докторе Гленне. Я ждала до последнего, но теперь больше не могу носить это в себе.
Викен достал из нижнего ящика стола магнитофон, которым не пользовались уже несколько лет:
— Вы не возражаете, если я буду записывать то, что вы рассказываете?
— Никоим образом, господин инспектор. Напротив, я хочу, чтобы об этом узнало как можно больше народу.
Он несколько опешил, не поняв, что она хочет этим сказать, но не стал допытываться.
— Мы с вами говорим о враче по имени Аксель Гленне, практикующем в клинике на улице Бугстад-вейен?
— Да.
— Вы его пациентка?
И на это тоже она ответила утвердительно.
— Так что же такое, по вашему мнению, мы должны о нем знать?
Она замялась, а потом решительно заявила:
— Я не доносчица, даже и не думайте!
Он подвинул микрофон поближе к ней:
— Люди, что приходят к нам, не доносчики, а свидетели. Чтобы выполнять свою работу, мы целиком и полностью зависим от таких, как вы.
Она прикрыла глаза и сказала, отделяя каждое слово:
— Доктор Гленне хороший врач. Замечательный. Но он не тот человек, каким кажется. — Она замолчала.
— Как это понимать?
— Он принял на свои плечи ношу страданий всего человечества.
Викен покачал головой, но промолчал.
— Он многих спас. Он спас моего мужа от верной гибели.
— Ваш муж болен?
Она пробубнила что-то, чего он не разобрал; ему послышалось «молочный ад», но переспрашивать он не стал, опасаясь, что далее последует история болезни всех членов ее семьи.
— Я, наверное, не самый сообразительный человек на свете, госпожа Лундвалл, но я все еще не понял, о чем же вы пришли заявить.
Она сидела все так же, с закрытыми глазами. Он увидел, как у нее заходили желваки на скулах.
— Доктор Гленне взялся спасти мир от надвигающейся катастрофы. Я хотела последовать за ним, но теперь уже не думаю, что он в состоянии совершить это. Я думаю, что он всего лишь человек, как вы и я.
Викен почесал затылок.
— Он обольститель, — сказала посетительница, открыла глаза и посмотрела прямо на него. В глазах ее промелькнул гнев.
— Значит ли это, — спросил Викен, — что он преступил некие границы в своих отношениях с пациентами?
Она покачала головой:
— Нет, не с пациентами. Но он водит знакомство со всякими убогими. И с блудницами.
Викен нашел такое определение странноватым:
— Вы проституток имеете в виду?
— Называйте ее как угодно.
— Ее? Вы о какой-то конкретной женщине говорите?
Внезапно Сольвейг Лундвалл встала:
— Я все сказала. Если вы его ищете, то я знаю, где его найти.
Викен тоже поднялся, не будучи уверенным, стоит ли просить ее снова присесть.
— Вообще-то, мы сейчас специально этим Гленне не занимаемся. Но в вашем сообщении осталась парочка моментов, которые…
— Я сказала все, что собиралась. Деньги меня не волнуют ни в малейшей степени, можете оставить их себе.
Викен растерялся:
— Какие деньги?
Сольвейг Лундвалл протянула ему руку и, когда он, поколебавшись, ответил на рукопожатие, вдруг поцеловала его в щеку.
— Тридцать сребреников, Каиафа[17],— прошептала она ему в ухо.
Викен отпрянул и растерянно заморгал глазами, пытаясь понять, с чего бы это. Посетительница улыбнулась ему, ее глаза блеснули, и не успел он опомниться, как она развернулась на каблуках и вышла из комнаты.
Он так и остался стоять, потирая щеку. Только через пару минут он выключил магнитофон и опустился в кресло, совершенно сбитый с толку, досадуя на себя за то, что позволил совершенно чокнутой по всем признакам тетке проскочить через все фильтры и проникнуть к нему в кабинет.
45
Аксель шел по тропинке вдоль берега озера Согнс-ванн. Держался подальше от многолюдных мест. Он не знал почему, но не хотел, чтобы его видели. Только что он отправил два сообщения, одно Мириам, другое — Бии, и выключил телефон.
В городе, внизу, шел дождь. Забравшись высоко в гору, Аксель обнаружил, что здесь уже выпал снег. Дорожки возле озерца Бланк-ванн были покрыты тонким белым ковром, мерцавшим в свете низко зависшего солнца. Он даже ощущал неопределимый аромат зимы, но в вереске все еще попадались крохотные кустики черники со сморщенными ягодами. На снегу кое-где виднелись свежие следы. Лось, судя по всему. Раньше Аксель много раз натыкался на лосей. Совсем недалеко от этого места он как-то раздел Бию, она оперлась о ствол поваленной сосны, и он взял ее сзади, и тут вдруг по склону к ним сбежала лосиха. Она остановилась в двух метрах от них, постояла, принюхиваясь и всматриваясь, и в какой-то момент показалось, что она собирается напасть. Но тут она нырнула в сторону и пропала из виду, а за ней два лосенка. На следующий день он рассказал об этом Уле. Они сидели в кабинете, попивая кофе и поджидая первых пациентов. «Ты помнишь, что я, как свидетель на вашей свадьбе, сказал в своей речи? — прокомментировал этот рассказ Ула, изобразив на лице наивнейшую улыбку. — Ни одному животному не придет в голову напасть на тебя в момент, когда ты приносишь жертву Пану». Ула был самым его лучшим другом, но и ему Аксель не рассказывал о том, что произошло с Бреде.
