Самым ценным источником информации оказалась Пия. Брунетти застал ее дома. Она не могла отойти от своей любимицы, золотистого ретривера Луны, которая должна была вот-вот ощениться. Пие было известно все об этом виде деятельности, и она очень удивилась, что им вдруг заинтересовалась полиция. Когда комиссар рассказал ей, что его интерес связан с убийством троих бизнесменов, она разразилась долгим и громким хохотом. Успокоившись, она стала рассказывать, что девушек привозят со всего света. Некоторые работают на улице, большинство же держат в домах, поскольку так за ними следить легче. Да, их, бывает, и поколачивают — если не те, на кого они работают, то клиенты. Жаловаться? А кому тут пожалуешься? Документов у них нет; хозяева старательно убеждают глупышек, что в Италии они вне закона; многие даже итальянского не знают. Правда, не сказать, чтобы от профессионалок в этом деле требовалось блестящее красноречие.
У Пии не было к ним особой враждебности, хотя, конечно, конкуренция не вызывала у нее восторга. И она, и ее подруги обходились без сутенеров, и их материальное положение было относительно стабильным: по крайней мере у каждой была квартира, машина, у некоторых даже собственный дом. У иностранок же не было ничего, поэтому они не могли позволить себе послать клиента, какими бы дикими ни оказывались его требования. Такие вот залетные девицы, да еще наркоманки, были самыми большими их конкурентками, потому что мирились с чем угодно, на все соглашались и ничему не сопротивлялись. Полностью беззащитные, они нередко становились жертвами жестокого обращения и, что самое страшное, переносчицами заболеваний. Он спросил, сколько таких работает на панели в округе Венето. Она рассмеялась в ответ и сказала, что он и цифры подходящей не знает. Тут Луна так пронзительно гавкнула, что ее расслышал даже Брунетти, и Пия сказала, что ей пора бежать.
— Кто же всем этим заправляет? — спросил он, надеясь выудить из собеседницы еще хоть что-нибудь.
— Это же big business, комиссар, — отозвалась она. — С тем же успехом можно спросить, кто руководит банками или фондовой биржей. Их нетрудно узнать по отличным стрижкам и костюмам на заказ. Каждое воскресенье они ходят в церковь, в будние дни на работу, а потом, тайком от всех, считают барыши, которые наварили на тех, кто работает на спине. Эти женщины для них не более чем товар. Вот увидите, скоро нас будут выставлять на фьючерсной бирже. — Она хохотнула и предложила весьма грубое название для подобного «товара», но тут Луна отчаянно взвыла, и Пия поспешила положить трубку.
На том же листочке с фамилиями Брунетти стал производить нехитрые вычисления. Сначала он решил прикинуть, сколько в среднем можно заработать, если брать с клиента, как тогда с него, по пятьдесят тысяч лир, но тут же был вынужден признать, что понятия не имеет, сколько у девочек бывает таких клиентов в день. Он остановился на десяти, просто чтобы легче было считать. Даже если исходить из того, что работают они по пять дней в неделю, хотя Брунетти сильно сомневался, что владельцы балуют их двумя выходными, — получалось, что на них зарабатывали два с половиной миллиона в неделю, то есть десять миллионов лир в месяц. Грубо говоря, на одной проститутке зарабатывали в год по сто миллионов лир. Ну не сто, а, скажем, пятьдесят — с поправкой, пусть очень приблизительной, на все возможные ошибки, которые он мог допустить по ходу расчетов. Попробуем теперь умножить эту сумму на количество проституток, ввозимых в Европу, на пятьсот тысяч. Он и правда не знал, как назвать получившуюся цифру, поэтому решил посчитать нули: получилось двенадцать. Пия оказалась права: это действительно большой бизнес.
Интуиция и опыт подсказали ему, что от Мары и ее сутенера ничего нового об этом он не узнает. Он занялся другим: позвонил Вьянелло и спросил, не удалось ли найти того окулиста, что продал очки, найденные в ресторане в Падуе. Вьянелло на пару минут прикрыл трубку рукой, звук исчез, а когда его голос послышался вновь, в нем звучал гнев, если не сказать посильнее.
— Я сейчас поднимусь к вам, Dottore, — сказал он и повесил трубку.
Едва Брунетти увидел раскрасневшегося Вьянелло на пороге своего кабинета, он понял: у сержанта только что был приступ ярости. Мягко прикрыв за собой дверь, подчиненный Брунетти подошел к его столу и произнес только одно слово:
— Риверре.
Дальнейшие объяснения были излишни. Этот-тип был сущим наказанием не только для них, но и для всей квестуры.
— Что на этот раз?
— Он нашел этого окулиста еще вчера, записал его фамилию на бумажку, а мне ничего не удосужился сказать, пока я сам не спросил.
Будь Гвидо в хорошем расположении духа, он посоветовал бы радоваться, что Риверре на сей раз хотя бы догадался фамилию записать, но сегодня запасы его терпения и благодушия были явно на исходе. К тому же оба они и так прекрасно знали, что некомпетентность Риверре в комментариях не нуждается.
— Так как его имя?
— Карраро. У него кабинет на Калле-делла-Мандорла.
— Риверре узнал, кому он их продал?
Вьянелло закусил нижнюю губу и процедил, невольно сжимая кулаки:
— Нет, не узнал. А зачем? Ему ведь велено было выяснить, продавал или не продавал окулист очки по такому-то рецепту, и все. Он выяснил и успокоился.
Брунетти достал телефонный справочник и без труда нашел нужный номер. Окулист сказал, что ждал еще одного звонка из полиции, и тут же продиктовал Брунетти имя и адрес женщины, которая приобрела те очки. У Гвидо сложилось впечатление, что собеседник уверен, будто полиция беспокоит его только за тем, чтобы вернуть очки владелице, и он предпочел не разрушать эту иллюзию.
— Вот только боюсь, дома вы ее не застанете, — продолжал между тем доктор Карраро. — В это время она, скорее всего, на работе.
— Скажите, а где она работает? — спросил Брунетти благодарно-заинтересованным тоном.
— У нее собственное турагентство неподалеку от университета. Между учебным корпусом и магазином ковров.
— Да-да, я знаю, где это. — Брунетти и правда вспомнил большую, сплошь обклеенную плакатами витрину, мимо которой проходил сотни раз. — Огромное вам спасибо, Dottore. Я прослежу за тем, чтобы этой даме вернули ее очки.
Комиссар положил трубку, взглянул на Вьянелло и сказал:
— Регина Черони. Тебе это имя что-нибудь говорит?
Вьянелло покачал головой.
— Она владеет турагентством. Тем, что рядом с университетом.
— Хотите, сходим к ней вместе.
— Нет, пожалуй, я зайду туда сам перед обедом и вручу очки синьоре Черони в собственные руки.
Брунетти стоял под мелким холодным ноябрьским дождем и смотрел на залитый солнцем пляж. Там, между двумя огромными пальмами, был натянут гамак, а в нем лежала молодая красавица, на которой, насколько он мог разглядеть, была только нижняя часть бикини. Неподалеку разбивались о песчаный пляж волны, лазурное море простиралось до самого горизонта. Каких-то миллион восемьсот тысяч лир, и все это его: комната в гостинице на двоих плюс перелет туда-обратно.
