Обычное сельское строение, очень просторное, было заполнено соломой метра на два в высоту. Молодые люди не стали терять время даром и принялись выгребать солому наружу длинными вилами, что валялись поблизости. Работали безостановочно, и вскоре соломы заметно поубавилось. Нетерпеливое желание поскорее добраться до пола заставляло их двигаться все быстрее и быстрее. Вдруг Джакомо отбросил вилы и принялся руками разгребать солому, слой которой уменьшился до считанных сантиметров. Он лихорадочно расчистил небольшой участок примерно в два квадратных метра и наконец позвал друзей.
Пол был выложен мозаичными плитками, пористыми и пятнистыми, как старинные кирпичи. Кроме того, видны были остатки тесно стоявших колонн, снесенных на уровне земли. Между ними просматривались кривые дорожки шириной в метр, не больше.
— Лабиринт, — с волнением произнес Джакомо, а его товарищи застыли в изумлении. Они пришли в себя, когда поняли, что Джакомо опять принялся за работу, намереваясь расчистить весь пол.
Лабиринт, идеально круглый, был диаметром примерно в тридцать метров. Круг был вписан в квадрат сеновала. Между его стенами и наружным краем лабиринта виднелись остатки другой, толстой кладки из старинных кирпичей, которая как бы окаймляла лабиринт, и это был фундамент круглой часовни.
В это же самое время падре Белизарио также совершил потрясающее открытие.
Он провел беспокойную ночь, и пробуждение — как всегда, незадолго до рассвета — принесло ему некоторое облегчение. Но привычные дела не могли рассеять тяжелых мыслей, отягощенных сумрачным и грозным предчувствием.
Еще до полудня он, не удержавшись, решил спуститься в подземелье. Там он без промедления направился к низкой двери, откуда вел путь к клетке Азугира, и увидел, что она приоткрыта. Падре Белизарио опустился на четвереньки и проник в келью, лишенную окон.
Клетка-лабиринт была взломана, внутренние прутья-колонны почти все были выломаны и изогнуты.
Азугир сбежал. Вернее, кто-то помог ему бежать.
Этот «кто-то» лежал за клеткой, на полотне, закрывавшем ее прежде. Тело выглядело ужасно, будучи почти целиком обуглено. Но лицо узнавалось без труда.
Это был Борги.
Он сжимал в руках пергамент, пощаженный огнем. Падре Белизарио подобрал документ, развернул и сразу же понял, что это и есть пергамент аббата Джованнини. Он заглянул в конец и торопливо поискал строчки, которые падре Феличино не успел переписать в свою тетрадь.
Таким образом он узнал, что представляло собой «торжественное соглашение», заключенное между аббатом и князем.
«Дьявол Азугир, помещенный в особую клетку, навечно останется в стенах аббатства. Братья будут ревностно охранять его, передавая эту заботу друг другу. Утешением в нелегком деле им послужит то, что в их руках — явственный знак победы Господа над адскими силами.
Если Азугиру удастся бежать, монах, стороживший его, будет проклят. Однако если это произойдет не по оплошности или злому умыслу, то он обретет спасение, произнеся записанное здесь спасительное заклинание, которое открыл некогда Папа Лев Великий, а другие выдающиеся слуги Господа сделали еще могущественнее».
Далее следовало длинное заклинание, состоявшее из череды загадочных слов, по преимуществу из имен. В конце каждой фразы стоял небольшой крест, означавший, что в этом месте надо прерваться и осенить себя крестным знамением.
Успокоившись, падре Белизарио свернул пергамент, отложив внимательное изучение спасительной формулы на более спокойное время. Душе его ничто не угрожало. Теперь перед ним вставали проблемы практического свойства.
Начать с того, что невозможно было избежать вмешательства полиции: сгоревший труп следовало убрать.
Но как объяснить, почему он оказался в здесь? Вполне возможно, виной тому факел — вот он, погасший, валяется в углу кельи: огонь случайно перекинулся на рясу несчастного. Объяснить, почему Борги оказался в келье, еще проще: он хотел украсть драгоценные реликвии. А почему разломана клетка? Да это же старая рухлядь. Наверное, раньше в ней держали какое-то небольшое животное.
Тем временем трое друзей тщательно осматривали пол лабиринта.
Яирам подошел к Джакомо и тихо спросил:
— Но… это ведь Третий храм?
Джакомо кивнул:
— Князь Иньяцио велел построить лабиринт, желая преградить доступ к храму.
— Значит, храм непременно должен быть где-то поблизости.
И вот, наконец, произошло это событие — необыкновенное, потрясающее, ожидаемое, упорно приближаемое ими в течение долгих часов. Это случилось, когда уже почти стемнело, а туман сделался еще плотнее, затянув все вокруг.
Гельмут, неотрывно изучая рисунок и шаг за шагом двигаясь по всем направлениям лабиринта, прошел от края к центру, где лежал небольшой, не шире метра, камень.
Гельмут и раньше видел его с разного расстояния, издали и вблизи, и не находил в нем ничего особенного. Но теперь он изумился, обнаружив, что камень выглядит иначе. Он как-то изменился. Но как?
Камень был все тот же, но лежал немного по-другому. И действительно, теперь он как будто слегка выступал над землей, приподнялся, и потому походил на пробку, вставленную в середину лабиринта.
Не обращаясь за помощью к друзьям (неизвестно, где они были в эту минуту), Гельмут решил приподнять камень — вынуть пробку. Сделать это оказалось нетрудно. Камень был легким, неглубоко сидел в своем гнезде. Он прикрывал темную и, возможно, очень глубокую выемку. «Кто знает, сколько она в ширину», — подумал Гельмут, светя фонариком в беспредельном мраке: вверх, вниз, вправо, влево, — луч не натыкался ни на что. Лабиринт определенно был лишь частью некоей пластины, пленки или корки, прикрывавшей чрево земли — эту бездонную пустоту.
«Храм, — подумал Гельмут, — может быть, именно там, под землей, находится храм».
Какой-то отблеск, неожиданно вырвавшись из самой глубины, заставил его отпрянуть. Из небольшой выемки выплеснулось голубоватое пламя, которое, однако, не стало подниматься выше, а осталось на уровне земли. И тут же Гельмут услышал мощные удары, прогремевшие в темной бездне (они походили на звон цепей, приводивших в движение какой-то механизм), и наконец услышал голоса Джакомо и Яирама. Он понял, что друзья где-то далеко и громко зовут его.
Огонь погас, и Гельмут выбежал наружу.
Голоса друзей доносились с другой стороны сыроварни — с участка, где собственностью Мааков вновь завладели сорняки и дикие растения.
Гельмут сумел увидеть заключительный момент невероятных родов — из недр земли медленно являлся миру храм, и его темный силуэт как бы прорывал молочную белизну тумана.
Друзья с изумлением смотрели на него. Строение было точно таким же, как то, что исчезло с рисунка в особняке Джакомо. Та же широкая лестница с площадками, та же колоннада, та же плоская крыша, окаймленная длинным и низким фризом.
