моя клиентка взяла свой мобильный и куда-то пошла с ним. Но куда и зачем? Раз телефон она не оставила, следовательно, кто-то ей написал смс-сообщение. Позвонить не могли – я бы сразу услышала, а короткий сигнал эсэмэски меня, увы, не разбудил.
Проклиная свою внезапную сонливость, я вышла из корпуса на улицу. Позвонила Кире, однако телефон девушки был выключен. Я написала ей смс-сообщение – если Кира выключила мобильный специально, она должна прочитать эсэмэску и перезвонить мне. Решила прочесать весь лагерь, ведь спала я недолго, и далеко уйти Кира не могла. Я громко позвала девушку, надеясь, что она откликнется. Ответом мне послужили лишь тишина да тоскливый стрекот ночных сверчков…
Бегом я пронеслась вокруг нашего корпуса, ринулась в соседний второй. Дорожки территории лагеря освещали ночные фонари, и я смотрела по сторонам, надеясь найти хоть какое-то подтверждение того, что Кира здесь проходила. Но ничего не обнаружила. Еще раз позвонила – по-прежнему безрезультатно, потом снова позвала девушку по имени. Добежала до столовой, исследовала местность вокруг, а потом ринулась к еще одному спальному корпусу. Снова принялась звать Киру, надеясь, что она отзовется. Вдруг в одной из комнат спального корпуса зажегся свет – видимо, я кого-то разбудила. Вскоре на улицу вышел сонный Корзинцев с пачкой сигарет в руках. Я подбежала к нему, тот удивленно спросил:
– Вы что не спите? Что случилось?
– Кира Белоусова исчезла, – переводя дыхание, проговорила я. – Мне кажется, ее похитили!
– Вы в своем уме? – нахмурился преподаватель, закуривая сигарету. – Какое еще похищение? Вы что, детективов начитались?
– Долго объяснять, – бросила я. – Пожалуйста, поверьте мне, она в опасности! Надо обыскать территорию лагеря, пока с ней что-то не случилось!
– Да что еще за ерунда?! – воскликнул Корзинцев. – Угомонитесь наконец, вы сейчас весь народ перебудите! Идите в свой корпус и прекратите шуметь!
– Киру вчера отравили, у меня есть доказательства! – заявила я. – А позавчера кто-то проник в комнату и уничтожил ее холсты, не верите – спросите медсестру! Одна я не смогу быстро обыскать лагерь, и, если вы не хотите, чтобы студентку училища убили, помогите мне найти ее! Я вызываю полицию, но пока они приедут, может произойти что угодно!
Мои слова наконец-то подействовали на Александра Дмитриевича. Он бросил в мусорную урну недокуренную сигарету и быстро проговорил:
– Я разбужу Евсенко, если дело действительно серьезно, я вам поверю. Надеюсь, это не глупый розыгрыш…
– Да вы в своем уме?! Я что, похожа на школьницу, чтобы шутить подобным образом? Записывайте мой номер, если найдете ее, позвоните… – я продиктовала свой мобильный, потом сказала:
– Обыщите еще раз территорию лагеря со стороны третьего корпуса, я проверю четвертый. Сделайте мне дозвон, будем на связи…
Обменявшись номерами телефонов, мы принялись за поиски. Корзинцев позвонил Алексею Геннадьевичу и коротко объяснил ситуацию. Я же побежала в сторону нашего корпуса – за ним располагался четвертый, который я еще не проверяла. Однако Киры нигде не было, и я поняла, что девушка ушла куда-то за территорию лагеря, здесь я уже все осмотрела. Вдалеке раздавались голоса Евсенко и Корзинцева – они тоже звали пропавшую девушку.
Я побежала к шлагбауму, возле которого нас высадил автобус. Раз Кира вышла за территорию, куда она может пойти? К Волге, где расположена турбаза, или на заливные луга? Ответа я не знала – девушка могла находиться где угодно. Все же я предпочла действовать – перемахнула через шлагбаум, потом выбежала на узкую тропинку, по которой мы с Алексеем Геннадьевичем шли на турбазу в день приезда в лагерь.
Фонарей здесь не было, поэтому мне пришлось включить фонарик на своем мобильнике, чтоб не свернуть с тропы и не наткнуться на коряги. Я быстро пошла по тропинке, вспоминая, как вел нас на турбазу Евсенко. Могло статься, что Кира и не пошла именно этой дорогой, но я сомневалась, что девушка свернула в чащу леса. Она что, специально решила заблудиться? Да нет, Кира, если она отправилась к Волге, пойдет по тропе, она же не сумасшедшая!
Размышляя подобным образом, я углублялась во тьму леса. В голове крутились различные мысли, я боялась, что ошиблась и иду совершенно не в ту сторону. Вдруг Кира направилась на заливные луга? Надеюсь, Корзинцев с Евсенко догадаются искать ее за территорией лагеря… Все же я набрала номер Александра Дмитриевича и сообщила:
– Я иду в сторону турбазы. Киры в лагере нет, надо обыскать окрестности. Идите в сторону заливных лугов, возможно, она ушла туда…
Я старалась отгонять мысли о том, что преступником может оказаться кто-то из преподавателей. Нет, вряд ли – и Корзинцев, и Евсенко находились в своем корпусе, вряд ли кто-то из них похитил Киру и держит ее в комнате. Но кто выманил девушку из корпуса? Если бы ее похитили, я проснулась бы от звуков борьбы, но ни единого звука я не услышала, хотя и сплю очень чутко. Значит, Кира ушла сама, по своей воле, и сделала это тихо, чтобы никого не разбудить. Но за каким лешим ее понесло неведомо куда? Что она собиралась найти или сделать?..
Вопросы оставались без ответа. Я почти не смотрела на дорогу и едва не споткнулась о торчащий из земли пень. Чертыхнувшись, я посветила на тропинку. Внезапно я увидела что-то красное, какую-то тряпку. Я подняла с земли непонятную вещь и внимательно ее рассмотрела. Это был носовой платок – обычный хлопчатобумажный кусок ткани с белыми розами. Я вспомнила, что уже видела такой платок – Кира жаловалась на насморк, который возникает у нее из-за ветра и холода, поэтому девушка всегда таскала с собой в кармане несколько платков. Я обрадовалась – значит, я на верном пути, Кира направилась в сторону турбазы, к Волге!
Я ускорила шаг – что-то подсказывало мне, что Кира пошла на турбазу, вот только зачем – оставалось загадкой. Я светила себе под ноги в надежде отыскать еще что-нибудь, свидетельствующее, что девушка некоторое время назад шла этой дорогой. Но, кроме платка, я ничего не обнаружила. Перейдя мостик, я спрыгнула на землю. Позавчера здесь была сухая листва, зато сегодня болото размыло, и я зачерпнула кроссовками воду.
Наконец я добралась до турбазы. В темноте виднелись черные очертания домов, которые сейчас выглядели еще мрачнее и неприветливее, нежели день назад. В окнах не горел свет – если кто и жил сейчас на турбазе,
