«бля буду». — Ты меня с кем-то спутал. Я, например, первый раз тебя вижу. Вот мои документы, дай поесть спокойно.
— Я тебя ни с кем не спутал! Ты мне дуру не гони! На тебе, паря, нападение на патруль! И ты сейчас со мной в отдел пойдешь, родимый, оформляться, вот так-то! И только вякни у меня! — угрожающе закончил сержант.
Он был среднего роста, но очень плотный, просто тугой от стремительной мощи, которая скрывалась в нем до поры до времени в завинченном наподобие пружины виде.
— Никуда я не пойду, — хмыкнул Фома, и потянулся к пирожку. — И ничего у тебя на меня нет, сержант, не надо!
Договорить он не успел, так же как и дотянуться до пирожка. Стоящие сзади молодцы завернули ему руки аж до затылка. Голова у него оказалась под столом, предварительно об него ударившись. Ирина закричала:
— Что вы делаете?! Прекратите!
— Ах, ты так, да, так? Сопротивляться? — надсадно кряхтели патрульные, заводя себя.
— Стой, сука!.. Стой и не дергайся, убью! — шипел один из них Фоме на ухо.
Еще движение и ему вывернули бы обе руки.
— Все, все, все! — закричал Фома. — Стою спокойно! Отпустите! Не пугайте людей!
На них действительно смотрели ото всех столиков со смесью испуга и удовлетворения: вот бандюгана поймали, наконец!.. — но он имел в виду только Ирину.
— Ты меня не учи, кого мне пугать, а кого — нет! — возвысил голос сержант, потом спросил уже более обыденно:
— Сам пойдешь или дотащить?
— Сам.
— И без фокусов!
— Без фокусов, без фокусов, — прокряхтел Фома.
Его отпустили, но предварительно обыскали и вытащили маленькую, которую сержант, осмотрев, засунул себе в карман: вещдок!.. Фома понял, что маленькая бутылочка водки совершает свой обычный круг: мент — торговка — клиент — мент-штрих — благодаря наводке торговки. А он думал, что бабка его не запомнила. Сразу унюхала, как «иностранца» и заложила!.. Он посмотрел на Ирину. Она снова была на грани истерики, во всяком случае, так казалось.
— Я тебя очень прошу, — сказал Фома как можно убедительнее. — Ты только пирожки возьми. Я скоро буду.
Ужас Ирины сменился выражением, с которым смотрят на неизлечимо больных. Этого Фома и добивался, сбить шок.
— Какие пирожки, Андрон? — ахнула Ирина.
— Вот эти, — кивнул Фома.
— Ты хоть понимаешь, что происходит? Тебя забирают!
Ирина от невероятности происходящего даже чуть-чуть успокоилась и задавала вполне логичные вопросы. Вот только ответов на них у Фомы не было. Здесь.
— Дав-вай!.. — Его уже подталкивали к выходу.
— Это недоразумение, — успел еще сказать он, и получил ощутимый удар в бок.
В бочину, как говорил мастер Цю. Это просто счастье, что Ирину не взяли вместе с ним, размышлял он, когда его выводили из бистро, а потом повели к основному зданию Ленинградского вокзала, в отдел. Место какое несчастливое, поражался он. Они пошли через огромный зал, где стоял белый, как смерть, бюст Ленина, а над ним надпись, что перевезли его сюда вместе с остальными членами правительства 11 марта 1918 года.
Голова Фомы лихорадочно работала. В отделе для начала попробуют «поучить» — сержант жаждет мщения. Будет шум, возня; еще наденут наручники. Уйти будет сложнее, а если сделают ласточку, то и вообще невозможно, да и сваливать на глазах у всех это значит, что в следующий раз (вдруг он будет!) сержант просто начнет стрелять на поражение, как только его увидит — обидчивый, самолюбивый… На этом и сыграть…
— Сержант, клянусь, дай в туалет зайти, литр кваса выпил! — взмолился он; они как раз проходили мимо платного туалета в углу зала.
— Успеешь еще и то, и другое!.. — Тон и глаза сержанта обещали многое, все прелести пресс-хаты были Фоме гарантированы.
— Все сделаем! Вместе! — пообещал сержант, словно услышал его мысли.
— Да ладно сержант, что ты не человек? — тянул Фома. — Или боишься, что я вас троих в туалете замочу нечаянно?.. Так я осторожно!
— Да я тебя один урою, чучело, обещаю тебе! А чтоб ты не уссался раньше времени..
Сержант сделал знак, и они повернули к туалету.
Там было тихо и сильно пахло дешевым сладким освежителем, чтобы не пахло остальным. Когда они прошли турникет, сержант предупредил:
— Я тебя умоляю, только без шуток!.. — И глаза его дьявольски весело блеснули.
На самом деле он страстно хотел, чтобы Фома что-нибудь такое выкинул. Тогда сержант размазал бы его по всем стенкам платного туалета: попытка к бегству, а заодно и разминка застоявшемуся, стонущему без адреналина телу. Сержанта аж покачивало от этого желания.
— Вы — с ним! Посмотрите окна! — скомандовал он патрулю. — Хотя… я сам!
— Я на выходе заплачу, — пообещал Фома тетке за окошком. — Не могу, ноги сводит!
Тетка расхохоталась. Несмотря на раннее утро, она была весела, надышавшись бодрящего освежителя, и теперь смотрела на все как озоновая дыра, свежо.
Сержант проверил зал, окна, соседнее рукомойное помещение и кабинки.
— Дав-вай! — махнул он рукой.
Патрульные еще раз, наскоро, его обыскали и подтолкнули к самой дальней кабинке. Сами встали у окна, сержант на выходе. В невысокой кабинке Фома был виден по грудь.
— Заодно! — доверительно сообщил он патрулю, и сел.
Так, если по понятиям, как учил Док, может быть виден призрак, начнут палить сдуру. Сержант заведенный, как пружина, да еще неизвестно, как получится первый раз. Значит, переход сразу, лишь бы куда, неслось у Фомы в голове. Все, тихо, расслабились. Он закрыл глаза и ясно увидел несущиеся потоки света, потом какой-то стук, гомон множества людей и резкий крик: именем его величества!..
— Сука! Опять!.. Урррою!.. — орал сержант перед распахнутой дверью толчка.
В нем, еще не загаженном с утра, тихо журчала водичка. Сержант со всего
