- Иди ко мне, - позвал он. - Мне нужно, чтобы ты была со мной. Иди ко мне. Хотя бы только на час.
Камилла взволнованно взглянула на него - именно так, как он это себе представлял, когда она умчалась от него на такси.
- Нет, - ответила она. - Уходи, Жан-Батист.
Камилла пошатывалась. Адамберг помнил, что даже в нормальном состоянии Камилла производила такое впечатление, что она вот-вот сделает пируэт или даже покатится кубарем. Этим она напоминала мать. Казалось, будто она ступает по шаткой дощечке, висящей над пропастью, а не ходит по земле, как все люди. Однако сейчас Камиллу действительно шатало от волнения.
- Камилла, ты сейчас упадешь. Скажи что-нибудь!
- Нет, не упаду.
Камилла поставила чемодан и вытянула руки вверх, словно хотела дотронуться до неба.
- Вот, посмотри, Жан-Батист. Вытянулась на носочках. Видел? И падать не собираюсь.
Камилла улыбнулась и опустила руки, глубоко вздохнув:
- Я люблю тебя. Разреши мне сейчас уехать.
Она швырнула чемодан в открытую дверь вагона, взлетела по ступенькам, тоненькая, черная, и Адамберг с горечью почувствовал, что ему осталось всего несколько секунд, чтобы наглядеться на лицо этой девушки, родившейся от союза греческого бога и египетской уличной девки.
Камилла покачала головой:
- Ты сам знаешь, Жан-Батист. Я тебя любила, любовь не могла пройти вот так, сразу: подуешь - и нет ее. Это же не муха. Муху можно сдуть, и она улетит навсегда. Смею тебя уверить, Жан-Батист, ты совсем не похож на муху. Господи! Но любить такого, как ты, у меня просто не хватает сил. Это слишком трудно. Я всю голову себе сломала. Никогда не знаешь наверняка, где ты, где носит твою душу. Это тревожит меня, и я чувствую себя несчастной. Что же до моей души, то она тоже бродит невесть где. Получается, что все только и делают, что страдают. Господи, да ты и сам все это знаешь, Жан-Батист.
Камилла улыбнулась.
Двери закрылись. Провожающих попросили отойти от края перрона. Затем пассажиров предупредили, что не следует ничего выбрасывать из окон вагонов. Да, Адамберг все это уже слышал много раз. Брошенный из окна предмет может кого-нибудь поранить или убить. Поезд тронулся.
Один час. Хотя бы один час, а потом можно и сдохнуть.
Он побежал за поездом и вскарабкался на площадку вагона.
- Полиция,- сказал он проводнику, уже собравшемуся поднять скандал.
Он прошел половину состава.
Потом увидел ее: она лежала, подперев голову рукой, не читала, не спала, не плакала. Он вошел и закрыл за собой дверь купе.
- Так я и думала,- произнесла Камилла. - Ты зануда.
- Я хочу один час полежать рядом, с тобой.
- А почему час?
- Я не знаю.
- Ты не изменил своим привычкам? Ты по-прежнему говоришь «я не знаю»?
- Я не изменил ни одной из своих привычек. Я тебя люблю и хочу прилечь здесь всего на один час.
- Нет. Я себе потом голову сломаю.
- Ты права. Я тоже.
Они еще несколько минут сидели друг против друга. Вошел контролер.
- Полиция,- снова сказал Адамберг.- Мне нужно допросить мадам. Никого не пускайте в купе. Какая следующая остановка?
- Лилль, через два часа.
- Благодарю вас. - Адамберг улыбнулся, чтобы не обидеть контролера.
Камилла поднялась и стояла у окна, рассматривая пейзаж.
- Вот это и называется «злоупотребление служебным положением»,- усмехнулся Адамберг. - Весьма сожалею.
- Ты сказал «один час»? - спросила Камилла, по-прежнему прижимаясь лбом к стеклу,- Ты думаешь, у нас есть выбор?
- Нет. Честно говоря, не думаю, - поразмыслив, ответил Адамберг.
Камилла прижалась к нему. Адамберг стиснул ее в обьятиях, совсем как тогда, во сне, когда у постели примостился служащий гостиницы. В купе было лучше: здесь не было того служащего, И не было Матильды, чтобы отнять у него Камиллу.
- Лилль будет только через два часа, - сказала Камилла.
- Один час для тебя, один - для меня, - ответил Адамберг.
За несколько минут до Лилля Адамберг оделся в темноте. Потом не спеша одел Камиллу. Им обоим было грустно.
- До свидания, любимая, - тихонько сказал он.
Он нежно провел рукой по ее волосам, потом поцеловал ее.
Он не хотел смотреть, как отходит поезд. Он стоял на перроне, скрестив руки на груди. Вдруг до него дошло, что он забыл в купе куртку. Он представил себе, как ее надевает Камилла, как рукава свисают до самых кончиков пальцев, как красива она даже в его куртке, как она открывает окно и вглядывается в ночной пейзаж. Теперь его уже не было в поезде, и он не мог знать, что делает Камилла. Ему захотелось пройтись, найти гостиницу недалеко от вокзала. Он обязательно снова увидит свою любимую малышку. Хотя бы на час. Скажем так: по меньшей мере на час, прежде чем умереть.
В гостинице ему предложили номер с видом на железную дорогу. Он сказал, что ему все равно, только сначала он хотел бы позвонить.
- Данглар, это вы? Это Адамберг. Ле Нермор у вас? Он не спит? Отлично. Скажите ему, что у меня теперь нет ни малейшего желания подыхать. Нет. Я звоню вам не за этим. Я звоню вам по поводу журнала мод. Почитайте в нем статьи Дельфины Витрюэль. А потом загляните в труды великого византолога. Вы сразу поймете, что книги писала Дельфина. Она, и только она. А он всего лишь собирал материал. При поддержке своего травоядного любовника она рано или поздно перестала бы быть рабыней Ле Нермора, и тот об этом знал. Кончилось бы тем, что она набралась бы смелости и заговорила. И тогда всем стало бы известно, что великого византолога никогда не существовало, что вместо него размышляла и писала книги его жена. Всем стало бы известно, что сам он был ничтожеством, жалким тираном, обыкновенной крысой. В этом-то и состоял мотив его преступления, Данглар, в этом - и ни в чем другом. Скажите ему, что он напрасно убил Дельфину: ему это не поможет. И пусть сдохнет со злости.
- Откуда такая ненависть?- спросил Данглар. - Вы где?
- Я в Лилле. У меня тяжело на душе. Очень тяжело, дружище. Но это пройдет. Это пройдет, я уверен. Вот увидите. До завтра, Данглар.
Камилла курила в коридоре, и ее руки путались в рукавах куртки Жан-Батиста. Ей не хотелось любоваться пейзажем. Еще немного, и она покинет пределы Франции. Она постарается сохранять душевное равновесие. Потом, когда пересечет границу.
Лежа на гостиничной кровати в полной темноте, Адамберг подложил руки под голову и стал ждать, когда придет сон. Потом зажег лампу и вытащил маленькую записную книжку из заднего кармана брюк. Записей почти не прибавилось, во всяком случае, у него было такое впечатление. Ну да ладно.
