сжавшаяся вокруг него кучка бойцов сделала еще пару шагов. В нос ударило гарью, и стелящийся дым вдруг накрыл их сплошной серой пеленой. Не видя ничего вокруг, Линий закрутил головой и вдруг понял: «Все, больше удерживать нечего. Надо бежать!»
Заорав для очистки совести: «Бегите к рынку!» — он рванул в какой-то двор. В клубах дыма мелькнула стена дома, и, укрывшись за ней, Линий перевел дух, а затем двинулся по наитию, лишь бы подальше от рева толпы.
Глава 26
Командор ордена Лисандр Пасто́р шел по мраморным плитам, и звук его тяжелых шагов гулким эхом проносился по коридорам дворца. Он никогда еще не бывал в императорских покоях, но его внимание не привлекали ни украшенные великолепными фресками стены, ни величественные статуи. Сейчас его волновало только одно: зачем императрица Феодора хочет его видеть?
Перебирая на ходу возможные варианты, Лисандр выругался, осененный догадкой: «Неужели этот трибунальский крысеныш Фирсаний нажаловался? Чтоб он сдох, паскуда! Думает достать меня через императрицу? Посмотрим. Коли уж так, то у меня тоже есть что рассказать. Что бы не говорили, а в глупости Феодору еще никто не обвинял. Думаю, она сможет разглядеть, куда нас способно завести скудоумие Трибунала».
Слава об этой женщине ходила разная: ее симпатии возносили людей до небес, а ее нелюбовь многим стоила жизни. Говорили даже, что она ведьма и околдовала императора. Шутка ли — подняться с самых низов на такую высоту! Лисандр всей этой ерунде не верил, но и Константина не понимал — зачем жениться на простолюдинке? Ведь как ни замазывай, это клеймо все равно рано или поздно отразится на потомстве. Влюбился — хорошо, пусть будет любовницей, фавориткой, кем угодно — не важно. Женится-то зачем? Что, без того проблем в стране не хватает?
Так, с бескомпромиссной солдатской прямотой, командор говорил только с самим собой. Это было его личное и очень тайное мнение. Ведь выскажи он такое вслух, его не спасло бы ни высокое звание командора, ни заступничество патриарха и магистра. Лисандр это знал, и ему, не боящемуся ни черта, ни бога, было немножечко стыдно за себя.
Очередные двери отворились перед ним, и в который уже раз командор отметил пустые залы и отсутствие охраны. «Что это? — спросил он себя. — Особое доверие или мою аудиенцию тщательно пытаются сохранить в тайне?»
Задумавшись, Пасто́р шагнул в проем и чуть не сбил выскочившего из ниоткуда евнуха.
— Вот окаянный! — выругался от неожиданности командор, а устоявший на ногах евнух фыркнул, как недовольный хозяйский кот, и, блеснув маслянистыми глазами, отворил следующую дверь.
— Проходите, вас ждут.
* * *
Феодора стояла вполоборота, касаясь длинными ухоженными пальцами лакированной поверхности стола. Черное платье с высоким воротником вычерчивало на фоне окна ее все еще стройную фигуру.
Остановившись у входа, Пасто́р склонился в глубоком поклоне, но почти сразу услышал ее мягкий грудной голос:
— Полноте, командор, подойдите.
Выпрямившись и оправив плащ, Лисандр подошел к столу, и только тогда Феодора повернулась. В ее больших, по-восточному чуть раскосых глазах застыла грусть и тревога.
— Сегодня пришла страшная новость из армии. — Ее взгляд впился в лицо командора, словно она хотела понять, знает ли тот уже или нет, и поскольку Пасто́р действительно был в полном неведении, императрица с горечью в голосе продолжила: — Мой муж и император Константин II умер.
Пасто́ра словно обухом по голове ударили, и он, не соблюдая этикета, смог вымолвить лишь:
— Как⁈ Как такое могло случиться?
— Сердце. Не выдержало сердце. — Не обратив внимание на вольность, Феодора тяжело вздохнула: — Страшное горе обрушилось на всех нас: на меня, на детей, на всю страну. Больше всего на свете мне хотелось бы сейчас упасть головой в подушку и залить слезами ту чудовищную рану, что терзает мою душу, но я не могу себе этого позволить.
Очнувшись и вспомнив об обязательных в таких случаях словах, командор вновь склонился в поклоне.
— Простите, моя госпожа, мою солдатскую бестактность. Я глубоко соболезную вашему горю и…
— Оставьте. — Узкая холеная ладонь поднялась, останавливая командора. — Я позвала вас не для этого.
Она чуть помедлила, справляясь с борющимися внутри чувствами, и продолжила:
— Есть еще новость, не менее страшная, чем первая. Убит мой старший сын! Убит своим сводным братом! В этом его напрямую обвиняет цезарь Иоанн. Он обвинил деспота Василия в убийстве моего старшего сына Михаила, поднял мятеж и оспорил его право на трон. Армия раскололась на два лагеря.
Императрица замолчала, и командор, не удержавшись, воскликнул:
— Михаил убит! Так что же теперь — война⁈ — В обрушившемся на него потоке новостей он не мог выбрать, какая ужаснее.
— Да, мой сын и муж мертвы. — Лицо Феодоры заледенело. — Армия и страна на краю гражданской войны, но шанс удержаться у нас все-таки есть. Именно поэтому вы здесь.
В голове командора заметались хаотичные мысли: «Что потребует от меня эта женщина? Знает ли обо всем этом магистр ордена? Патриарх? На чьей они стороне? На чьей стороне я?»
Словно прочитав его мысли, императрица добавила:
— Вы здесь, потому что вас посоветовали мне патриарх и магистр. Посоветовали вас как честного и бескомпромиссного воина, никогда не изменявшего своей чести и долгу.
Феодора немного лукавила. Не они посоветовали ей Пасто́ра, а она выбрала его, спросив у иерархов лишь одобрения. Едва получив известие от Сцинариона, женщина не потратила ни единой секунды на оплакивание мужа и сына. Смерть Константина и воцарение на троне Василия означали для нее и ее детей неминуемую гибель, поэтому ее первые мысли были о бегстве. Но чем дольше она читала письмо, тем сильнее менялось ее настроение. В то, что сделал Варсаний, невозможно было поверить, но теперь у нее появился шанс не только выжить, но и усидеть на троне и отомстить. Ей нужна была опора, и она выбрала Линия — второго по званию, но не по значению человека в ордене.
Немного упорядочив тот хаос, что царил в его голове, командор все же решился на вопрос.
— Что я могу сделать для вас, моя госпожа?
Длинные черные ресницы удивленно взлетели вверх.
— Для меня? Нет, командор, спросите, что вы можете сделать для страны, для империи, и я вам отвечу.
Глаза императрицы вспыхнули гневом.
— Там, в армии, Василий и Иоанн затеяли странную и опасную игру. Испугавшись того, что наделали, они, казалось, нашли
