Никогда не обладала особой решительностью, но в тот момент была готова на что угодно.
Но прибыли мы, увы, слишком поздно. Его убили. Эти собаки просто дождались, пока у Дениса закончатся патроны, и выпустили в него заряды своих револьверов. Сама не знаю, что было со мной тогда. Падал колючий снег и не таял на его груди. Я не могла плакать, только глаза застилало туманом. Тогда я сняла с шеи тот самый медальон, который Денис отдал мне когда-то, и надела ему на шею. Слишком поздно. Мне следовало сделать это раньше. Кто знает, вдруг бы это могло его спасти?.. Ведь не зря он рассказывал, что медальон ограждает от всех опасностей…
Меня о чем-то спрашивали, я отвечала, совершенно не осознавая, что говорю. Везли куда-то, снова спрашивали. Помню только, что передо мной вдруг появился батюшкин поверенный Афанасий Михайлович, и я даже совсем не удивилась в тот момент, хотя он должен был находиться далеко за Уралом.
«Все будет хорошо. Я защищу вас, Елизавета Петровна», – сказал он, но я знала, что хорошо уже не будет.
Следующей вспышкой – похороны Дениса. Не знаю, что меня толкнуло, но я хотела в последний раз посмотреть на медальон и обнаружила, что он исчез. Эти люди из похоронной службы уверяли, что никакого медальона и не было, но Афанасий Михайлович выбил из них признание, что за день до того к ним приходила рыжая женщина.
Ирэна. Она – злой демон моей судьбы. Уж не знаю, откуда Ирэна знала о медальоне, но именно она его и похитила, в этом нет сомнений».
Вне себя от волнения, я снова отложила тетрадку.
О каком медальоне пишет хозяйка дневника? Неужели о том самом, который каким-то чудом попал ко мне? Но чудом ли, кстати?
Какова его дальнейшая судьба? Неужели Саневы имеют отношение к этой самой загадочной Ирэне, которая уже казалась мне воплощенной Миледи де Винтер из романа Дюма? Как могло получиться, что наши истории так странно связаны? И совпадение ли то, что ее тоже зовут Лизой, а ее возлюбленного – Денисом?
Что случилось бы, если бы я убежала с Димой и не успела бросить медальон в капюшон толстовки своего Дениса?
Слишком странно, слишком много совпадений…
Сердце встревоженно колотилось, и я поспешила вернуться к дневнику.
«Но стыдно мне, бывшей школьной учительнице, бывшей медсестре, выносившей с поля боя раненых не на одной войне, а прежде – изнеженной дочери сибирского миллионщика, как тогда говорили, – писать, пусть даже для себя, перескакивая с одного на другое. Наверное, стоит начать с самого начала.
Итак, было начало сентября тысяча девятьсот тринадцатого года.
Я стояла на новеньком перроне в далеком городе Красноярске, родине моего батюшки. Порывы холодного ветра пробирали до костей, а ноги в тонких ботиночках, кажется, превратились в ледышки. Я ежилась, невольно подумав, что в Москве сейчас теплее, и тут же сердилась на себя за подобные мысли. Разве можно думать о таких пустяках, когда батюшка только недавно упокоился в земле, а моя собственная судьба оказалась подвешена на волоске.
Резкий паровозный гудок показался мне сигналом Иерихонской трубы. Жирный столб дыма поднялся в воздух, а поезд натужно запыхтел, загрохотал. Даже перрон под ногами мелко-мелко завибрировал вслед за чугунной махиной.
– Ну что ты, Лизочка, – дядя обнял меня.
От него остро пахло табаком. Отец не курил – берег слабое сердце, поэтому запах дяди, к которому я за всю неделю так и не привыкла, казался чужим и опасным.
– Бедная моя сиротиночка, – он потрепал меня по плечу. – Ничего, не беспокойся, я о тебе позабочусь…»
