когда лекарь с даром на Мун к нам прибудет неведомо. Семя жизни же, и в деревне у нас купить можно, наверное, но то вдвое дороже получится. Лишний год в отмер — это уже два золотых. Даже, если бы я те бобы не глотал, всё равно не хватило бы.
— Спасибо, Сарб, — еле слышно прошептала Марга. — Подумаю я. Ты иди. Мне со своими потолковать нужно, пока на то силы есть.
Подбодрив нас с Веей угрюмым: “крепитесь”, лекарь покинул землянку. Сунувшаяся было в открывшуюся дверь малышня мигом убралась, наткнувшись на мой злющий взгляд. Мы остались втроём.
— Ближе, детки, — прошептала старуха, и мы с Веей прижались к печи, клонясь лицами к Марге.
— Если выбор дадут, лучше сами, чем с Зарой. У этой шкуры с голоду передохнете.
Пробормотала быстро — и давай сопеть, воздух что есть мочи глотать. Совсем силы бабку покинули.
— За это не бойся, ба, — погладила Вея старуху по седым волосам. — Мы уже взрослые — справимся. Я справлюсь, — метнула она на меня быстрый взгляд. — А Китя — добытчик уже. К йоку Зару!
А у меня снова язык к нёбу прилип. Не знаю я, что сказать. Услышанное от лекаря в голове не укладывается. Как мы без Марги жить будем? Нам же она всем и за бабку, и за мамку, и за кормилицу. И я даже не про горе сейчас, какое всяко малышне пережить сложно будет, а про хозяйство, про быт. Мыть, стирать, готовить, шить, кормить, лечить, следить… Столько важных “ить” — и почти все на старухе держались. Помогаем, конечно, чем можем, но малышня лишь своё малышнёвое тянет, а нас с Веей весь день дома нет.
Зара же — та ещё гадина. Права Марга, этой противной старухе не место у нас. То будет не помощь, а вред один только. И крик бесконечный. Вреднее и злее, чем Зара, ещё поискать — невероятно склочная бабка. Такой же и раньше была, в пору молодости, что пару лет всего как у неё завершилась. Хорошо её помню до старости. Полногрудая, статная, чёрные длинные волосы. Хорошо, сыто жила, хоть и бездетная, как и Марга у нас. Многие мужики к ней похаживали. В побрякушках блестящих вечно. Работала, спустя рукава, а достаток, что многим семейным на зависть.
Вот только богатства, что отмер свой увеличить позволит, мужиков ублажая, не скопишь. Пришла к Заре старость, и прежняя жизнь в раз закончилась. Скулит теперь день-деньской, оплакивая молодые годы. Единственная одинокая бабка на весь посёлок, кто мог бы Маргу в присмотре за нами сменить.
А про выбор… Кто нам тот выбор даст? Подсунет её нам Хван, как пить дать. От Зары же ни на какой работе нет толку. И к ткачихам её пристраивали, и к гончарам, и овец чесать — уж что проще быть может? Везде вред от старой один. Ленивая — жуть. Травы с нами разбирать даже пробовала — видите ли, не понравилось ей. Потихоньку распродаёт нажитое, чтобы с голоду не подохнуть, но там кроме землянки, что на деле не её, а общинная, ничего не осталось уже.
Зара, наверняка, всеми руками ухватится за возможность над нами смотрящей усесться. Распределять пайки детские ей не в тягость. На два, поди, умеет делить. Половину себе, половину на всех остальных. А все хлопоты на нас с Веей скинет. На Вею особенно. Придётся сестре уходить из бригады.
А Хвану плевать — только рад будет переселить к нам эту Зару-заразу. Ему лишь бы землянка освободилась. Он её быстро какой-нибудь молодой паре за выкуп хороший отдаст. По закону одинокую старуху нельзя силой выгнать, а хитростью, от которой только мы одни пострадаем, очень даже можно. Не упустит староста такой шанс, так что горе наше двойное — и Маргу оплачем, и жизнь свою прежнюю. С Зарой это уже не жизнь будет, а мука одна.
— Отдыхай, ба, — положил я ладонь на сморщенную стариковскую руку. — Сейчас отвар тебе, что Сарб оставил, заварим. Не думай о плохом. Может, таки ошибся наш лекарь? Сарбахан, поди, в Граде школ не заканчивал — не закон его слово. Завтра, чувствую, по-другому на всё это взглянем.
Нет уж! Маргу на Зару менять — не при мне. Не позволю! Не дам бабушке раньше срока уйти. Добуду лекарство.
* * *
Это только дураки, да в безвыходное положение загнанные без серьёзной подготовки на такое решаются. В этот раз у меня, пусть и немного времени, но есть. Еды, какой дома нашёл — всё в мешок. За частоколом ещё диких яблок надёргал. Воды фляга полная, мелочёвки полезной целый набор, боб в кармане, чтобы силу вернуть, если что. И с оружием нынче иду. Все метательные ножи на поясе, топорик в руке.
Думал над тем, чтобы самострел взять, но решил, что моя главная сила в ловкости, и громоздкое оружие, что на спине, что в руках будет только мешать. Подозреваю, что мне снова придётся побегать, попрыгать. Потому и копьё не беру. Топорик у меня от Градовских мастеров, а копьё — самодельное. Старенький наконечник сам к палке лепил. Скоплю к следующей ярмарке денег и настоящее прикуплю. А пока… Мне в любом случае одна рука свободной нужна. Выбор прост.
К Дикой земле пока плыл, думал всё: правильно поступаю ли? Ведь случись мне не сдюжить замысленное, оставлю Вею одну с малышнёй и с Халашем-калекой. А, что ещё хуже, с Зарой. Одну, без меня, без надежды на лучшее. Ведь сама она ни за что из этого замкнутого круга не выберется. Так и будет спину впроголодь гнуть пока шестнадцать не стукнет, да и после детвору вряд ли бросит. Нельзя сгинуть мне. Пропадут без меня.
С другой стороны, откажусь от задуманного, и судьба горемычная ждёт неминуемо. И Вею, и меня, и малых. Тут уже заглянул я в день завтрашний — знаю, как обернётся при Заре оно. Да и Марга… Уйдёт бабка наша. А могла бы ещё целых четыре года жить, нас растить. Жалко бабушку. Не прощу себя, если дам умереть ей, когда шанс спасти был. А шанс этот есть.
Если в прошлый раз без оружия почти, без припасов, хилый, слабый, уставший донельзя смог справиться, то сейчас и тем более пройду испытание. Лишь бы только не пропала нора. С замиранием сердца выбирался на берег. Подплыл сразу к тому месту поближе, где воронка висела. Вон за теми кустами была.
Есть! Торчит белый круг в трёх локтях от земли.
