сныкана, мы действительно попали. Он даже не порывался пустить в ход боевой молот — лишь озирался, то ли ища возможности для побега, то ли пытаясь понять, где мы оказались.
А находились мы в огромной зале без окон, но с огромными колоннами, ступенями, ведущими на возвышение подле одной из стен, и тремя тронами, перед которыми нас и, кхм, приземлило. Убранство зала, как и всякие картины, высеченные на поверхности колонн меня интересовали куда меньше, чем телепортировавшая нас нежить. Они буквально сочились маной, и было пропитано ей всё: доспехи, посохи, сами их кости, демонстративно выставляемые напоказ. Да тот же огонь в глазницах — это буквально визуальное проявление сконцентрированной маны, от которой прикуривать можно!
И какой мощью обладают эти существа? И кто они вообще? Личи?
— «Верно, Игрок. Мы — хозяева этой крепости, возвёдшие её и погибшие в ней. А вот вы двое…». — Говорил явно другой немёртвый, так как голос значительно отличался. Более спокойный, не такой злой, да и тон другой, повыше. Каким-то подсознательным чувством я понял, что сейчас вещал второй по счёту лич. — «Я не ошибусь, если предположу, что наш живой потомок подле тебя появился здесь вместе с мантикорой, порушившей половину крепости?».
Я сконцентрировался на том, чтобы передать конкретную мысль безо всяких примесей вроде того, сколь сильно меня обрадовало упоминание «потомка». Дедушки ведь любят внучат, и не будут им вредить, правда? Пожурят, да отпустят? А того, кто их «внучку» помог не скопытиться, да не корысти ради, а по доброте душевной?
— «Это так. Я нашёл его, раненого и умирающего сразу после того, как в область моего Испытания провалилась мантикора. И я хотел бы извиниться за нас обоих: мы правда не думали, что крадём у хозяев крепости…».
— «Неужто за эти века славный народ Седых Дворфов из Чёрных Холмов утратил знания о ритуале последнего шанса, что превращает город, бастион или крепость в некрополь?». — Крайний правый лич, «третий», обратился к дворфу, глядя на того своими пламенными очами, в которых мелькали искры абсолютной тьмы. Страшно! И самое пугающее здесь то, что я реально ничего не мог сделать. Зажигательные бомбы? Поди запали фитиль, да и те ребята в чёрных латах за спинами своих владык явно не прислуга. Повезёт справиться с одним, что уже будет сродни чуду — прикончат остальные. А ещё я, кажется, видел в полумраке здоровенные статуи, подозрительно не вписывающиеся в местный антураж. Големы? — «Он знал об этом. Не мог не знать. Но всё равно не совладал с жадностью…».
Кажется, он подводил к тому, чтобы наказать дворфа, который, стоит признать, по-доброму ко мне отнёсся. Мог ведь не учить, но учил. Не предал. Не двинул напрямую в портальный зал, решив, для начала, поискать мой ключ.
Безопаснее всего, на первый взгляд, было бы отсидеться молча, но я чувствовал, что тогда моя Ненависть окажется направлена на меня самого.
И я просто сгорю, спалю сам себя.
— «Он прошлым днём потерял всех товарищей, лишился руки и глаза. Возможно, он и правда совершил ошибку — я не знаю всего того, что знаете вы. Но моменты слабости бывают у всех…». — В ответ на мою направленную и оформленную мысль все три лича повернули головы и скрестили на мне свои взгляды. Понять, злы они или нет по черепушкам и пламени было нельзя, так что я продолжил вещать. — «Нельзя судить человека по лишь одному поступку. Мы не искали сокровищ целенаправленно, и если бы не я, то он напрямую пошёл бы к порталам. Я прошу проявить к нему снисхождение, если это вообще возможно…».
— «Он не боится». — Подвёл итог первый, злой и недовольный голос. — «Ха! Человечишка, что заступается за дворфа перед лицом самой Смерти! Кем ты себя возомнил⁈ Бессмертным⁈ В этом мире у тебя нет второго шанса, глупец!».
Второй по счёту лич поднял руку, и его собрат замолчал.
— «Понимаешь ли ты, что твои слова остаются всего лишь словами?».
— «Вы ведь читаете мысли? Почему бы не… взглянуть?». — Я и правда не понимал, почему они не могли, так скажем, лично посмотреть, что творилось в голове у дворфа. Смею надеяться, что он руководствовался самыми благородными мотивами.
Ответом на мой вопрос стал потусторонний, расходящийся в голове эхом смех трёх древних не-мёртвых.
— «Это не так просто, Игрок. Телепатия — не менталистика, и если общаться с вами мы можем, то полноценное чтение памяти потребует приложения куда более значительных сил. И потомок, как и все прочие покинувшие клан воины нашего народа, защищён от подобного рода манипуляций».
Приплыли.
— «Если ты хочешь доказать свою правоту таким способом, то именно тебе придётся открыть свой разум. А это больно… и за этим кроются свои, неприятные для живых последствия». — Вторил ему первый, всё ещё источающий недовольство. — «Твои чувства потеряют цвета даже от малейшего прикосновения к нашей магии. Понимаешь ли ты это? Готов ли пойти на такое просто из-за неуместных сейчас добродушия и благородства, помутнивших твой рассудок?».
Стрёмно. И стоять вот так перед ними стрёмно, и представлять, как мою черепушку небуквально вскрывают, пролистывая память точно книгу. В глубине души я, честно говоря, испугался, но всеми силами попытался этого страха не демонстрировать. Забил его в самый дальний угол, утрамбовав для верности ботинком. И прикрыл начинающим тлеть Гневом, который точно цепной пёс был готов в любой момент броситься на врага.
— «Если это единственный способ доказать право моего спутника на прощение, я готов открыть разум». — Не то, чтобы я сейчас так уж зависел от чувств, чтобы ставить под угрозу собственную жизнь ради их сохранения в первозданном виде.
Почему под угрозу? Потому что нельзя исключать возможности ликвидации вашего покорного слуги вместе с потомком-«вором». Потому что я им на кой чёрт впёрся-то? Неведомо кто неведомо откуда, «их» крови во мне нет, услуг я им тоже не оказывал. Хотели бы договориться — могли бы и предложить свой вариант. Или они так меня предварительно обрабатывают?
Но я и проверить-то это не могу: а ну как прибьют к такой-то бабушке?..
Неприятно, почти физически больно ощущать такую беспомощность, как сейчас. За время со своего попадания я как-то свыкся с мыслью о том, что теперь всё зависит от меня и тех усилий, которые я прикладываю. Я терпел страдания и боль, пересиливал, ломал себя, научился пользоваться Ненавистью на собственное благо — и всё