и на мгновение ослеп от беспомощности, невозможности происходящего.
– Убили! – заголосила рядом какая-то женщина, чем привела меня в чувство.
Все вокруг вдруг пришло в движение. Воздух наполнился ревом мотоциклов, голос в динамике бесконечно ругался. А я не мог отвести глаз от тонкой девичьей фигуры, укрытой белой простыней. И рук врачей, колдующих над моей Аллочкой. Моей.
– Я поеду с ней, – голосом, не терпящим возражений, сказал, когда носилки погрузили в карету скорой помощи.
– А вот это дудки, – хмыкнул за моей спиной голос моего дружка Сашки Бессонова, по совместитеьству – генерала полиции.
Именно его витиеватые выражения я слышал в наушнике. Я связался с ним сразу, как только пропали девочки. Рассказал о выкрутасах Славова, которым он, кстати, даже не удивился. Оказывается, грехов на Андрюше скопилось столько, что его давно взяли в разработку. Правильно говорят – черного кобеля не отмоешь добела.
– Да уж, родственнички у тебя, дай бог каждому, – хмыкнул Бессонов. – Я вот не завидую стрелку. Такой стресс пережить. Эти байкеры неплохо их помяли. Чуть отбили болезных. Особенно бабка одна старалась. Даже винтарь не помог, она его ушатала. Теперь в тюремной больничке не один месяц загорать будут.
– Саш, мне неинтересно. Мне надо туда, в больницу, к Алле. Пожалуйста.
– Да нормально все с девчонкой будет. Я ж узнавал. Закончим тут, и поедешь. Тем более мои идиоты подчиненные не дослушали, как всегда, и вон. . . – показал он глазами неприметный «Форд», паркующийся у залитых кровью ступеней, в окне которого маячили две любопытные мордахи моих дочерей, – урою гадов, – пообещал генерал и почти бегом кинулся к машине.
– Да какие ж это дети, тащгенерал. Это ж диверсанты, – оправдывался дюжий водитель, с опаской оглядываясь на стоящих возле меня девочек, – троих наших вырубили. А Ястребу вообще больше всех досталось. Они там таких ловушек понаставили. Нам прям похитителя жалко стало. Бедный мужик. Киянкой в пах получить – то еще удовольствие. У Ястреба спросите. У двух бойцов каски погнуты, как тазы алюминиевые, а там броня. А вы говорите – дети. . . Их бы к нам в отдел. Нам давно подрывников надо. Неудержимиые, блин.
– Ну мы ж не знали, – принялась оправдываться Козюлька, – к Андрюшиному приходу подготовились. А тут вы ворвались. Не успели предупредить. Кто ж знал, что у вас каски такие стремные. Дешевка, как фольга мнутся.
Как раз в это время из ресторана вывели закованного в наручники Славова. Увидев девочек, он дернулся и, как мне показалось, едва не заплакал.
– А где Алла? – тихо спросила Надя, не сводя взгляда с алого пятна на лестнице. – Папа, где наша Аллочка?
– Саша, отвези домой девочек, – сдавленно попросил я, – и даже не думай меня удерживать. Все потом, я еду в больницу.
* * *
Меня не пустили в ранимацию. Я, как раненый зверь, мотался у двери отделения в ожидании врача, который все не шел. Аллу оперировали. И мне казалось, что я уже на волосок от сумасшествия, когда доктор все-таки явился.
– Ну что вы так, батенька, все хорошо будет с мамочкой. Сильный организм. Главное, все с ребеночком хорошо, – устало похлопал он меня по плечу.
Я даже внимания не обратил на его панибратство. Все пытался переварить его слова.
– Какого ребеночка? – тупо спросил. Ну мало ли, может, у врача бак свистит. Операция – это все-таки не плов сварить. – Доктор, Алла Звягинцева, как она?
– Так я и говорю, завтра уже навестить сможете. С малышом все в порядке. Беременность развивается как положенно. Все будет хорошо, папочка, успокойтесь.
– Я хочу видеть ее сейчас, – твердо сказал.
– А толку? Она спит. Да и нервничать девочке не стоит сейчас. Завтра, все завтра. Идите, у вас тоже денек был не из легких, как я понимаю.
– Ты же понимаешь, что я все равно пройду? – прохрипел я. Если прямо сейчас не увижу Аллу, остаток жизни проведу, пуская слюни в поднадзорной палате. – В окно полезу, рискуя сломать шею и работы тебе добавить. Пропусти – озолочу.
– Что мне твои деньги? Прибери бумажки, тоже мне, король мира, – хмыкнул доктор, скинув с себя благообразный вид. Сейчас передо мной стоял жесткий, колючий профессионал, глядящий с насмешкой, как я жестом фокусника извлекаю из кармана смятые купюры. – Остынь. Я не из вредности не пущу, а потому что инфекции опасаюсь. Завтра придешь.
Возле больницы, выстроившись тефтонской свиньей и громко тарахтя мотоциклами, собралась вся элита байкерского движения города во главе с Каракулой. За ее спиной я заметил еще одну знакомую фигуру. Адольфовна, судя по светящимся глазам, была очень счастлива, обнимая за талию огромного Бармалея, который, судя по всему, вот уж чудо, был счастлив.
– Вы знали, что Алла ждет ребенка? – спросил я.
– Недавно узнала, – хмыкнула Каракула. – Попробуй только обидь мою внучку. Она как никто заслуживает счастья.
– Я вам обещаю, что никогда в жизни больше не позволю ей страдать, – твердо сказал, – и скоро приду к вам за благословением. Если, конечно, Алла согласится стать моей женой и мамой моих дочек.
– Вот и молодец, я прямо сейчас тебе даю благословение. Чего ноги-то бить, сто раз ходить? Когда ребенка-то мастырили, поди, меня не спрашивали, – хохотнула Каракула и протянула мне руку. – Садись, до дома подкину. А то там дети с ума сходят от неизвестности. Ты ж не против, зятек, я и Степку к вам завезла.
Конечно, я был не против. Судя по всему, скоро в моем доме станет еще веселее.
– Я останусь тут. Присмотрите за девочками? – попросил я бабушку Аллы, потому что Прозерпина выглядела сейчас или пьяной, или безумной.
– Не бзди, бро, – хмыкнула байкерша, – мы такое пати закатим. Детишки в восторге будут, да, братва? Пицца, пиво, ну и лимонаду возьмем. Эй, Прозьк, ты как, не против? Ну ладно, и каши наварим. Тоже мне, мадам фу-фу. И тебя же ею и накормим, чтоб не воняла! – проорала она, как иерихонская труба, перебив даже рев мотоциклов,
– Да-а-а-а! – грянул ответ сотен глоток, способный заглушить рев самолетных двигателей.
«Наверное, я привыкну к этому когда-нибудь», – подумал я и пошел к стеклянным дверям больницы, твердо решив, что не уйду
