здесь откуда? — мама оглядела меня с головы до ног, идеально повторив взгляд Дианы
— В магазин пришла, — я еще сильнее стиснула пальцы на потертой пластиковой ручке тележки. — За продуктами. Хочу приготовить ужин для своего мужчины.
Зачем я сказала про мужчину? Может захотелось продемонстрировать им, что не так я безнадежна в смысле личных отношений, как они всегда считали. Вот зачем я снова пытаюсь им что-то доказать?! К|ни|го|ед|.|нет
— Мужчины… — мама скривила губы в горькой усмешке. — Увела жениха у подруги и теперь, значит, ужины ему готовишь? А с парнем сестры почему же не осталась? Или переспала с ним, потому что просто хотелось ей подгадить?
— Диана, а как зовут твоего парня, которого я у тебя, как бы, увела? Не Грег, случайно? Не мой бывший муж? — не выдержала я. — Или ты считаешь, что мне спать со своим мужем — это значит уводить у тебя парня?
— Мама, — я повернулась к родительнице, — я развелась с Грегом, потому что он спал с моей сестрой, с твоей любимой идеальной дочерью. И если ты считаешь, что я тебе вру, то у меня есть доказательства.
Я замолчала, пытаясь справиться с затапливающей меня яростью.
— В нашей квартире была камера, установленная хозяином на кухне. Грег просто забыл о ней, когда шпилил твою любимую дочурку на кухонном столе. Хозяин квартиры недавно прислал мне записи. Он их обнаружил, когда Грег оттуда съехал. Говорит, что вспомнил, что мы разводились и поэтому прислал. Думал, что это может мне помочь.
Я замолчала. Мама смотрела на меня и в ее взгляде не было ничего, кроме ледяного, арктического холода.
— Мамуль, ты что, веришь ей? Она же сама эти видео и смонтировала поди, — Диана несчастными глазами смотрела на маму. Пухлые губы огорченно кривились, голосок дрожал…
Ну с какого перепуга она в свое время пошла учиться в финансовый колледж? Ей ведь на сцену прямая дорога, там она блистала бы. Хотя, чтобы блистать на сцене, нужно много работать. А вот с этим у девочки проблема.
Между тем Диана продолжала:
— А ты знаешь, что ее братец с Грегом сделал? Петька этот?
Мама отлепила от меня взгляд и перевела его на Диану.
— Представь, его вчера вытурили из страны — вроде как он какой-то миграционный закон нарушил, когда границу пересек. Грег мне сегодня звонил — его теперь в Россию три года не пустят.
— Прикинь, какая змея? Нажаловалась своему богатею-братцу, — Диана с ненавистью посмотрела на меня и припечатала: — Гадина!
Я толкнула тележку вперед, отпихивая Диану со своего пути — все, больше я здесь находиться не могу.
Пошла в сторону касс, слыша за спиной мамин голос:
— Ничего, доченька, отольются кошке мышкины слезки. Бумеранг прилетит обязательно! За все подлости ответ будет!
И тут-же позади меня грохот падения и отчаянный визг Дианы:
— Бля-я-ять! Да твою мать, суки!
Не оглядываясь на нарастающие за спиной шум и крики, я катила тележку к кассе и улыбалась — бумеранг может прилететь даже раньше, чем ты его бросишь. А уж если он вылетел из твоих рук, то непременно жди его обратно! Жди, и будь готов принять со всем возможным гостеприимством.
— Павла! — на выходе меня окликнул недовольный голос феерического зануды Платона Александровича. Он стоял возле своего блестящего, словно только из мойки, автомобиля и хмурился.
Забрал из моих рук пакеты, отдал их подскочившему Вите. Скомандовал:
— Это в багажник.
После чего обнял меня, и голосом строгого начальника поинтересовался:
— Ты почему без меня из офиса удрала?
— Ты знал, что моего бывшего мужа вытурили из страны? — вместо ответа поинтересовалась я.
— Знал, конечно, — он наклонился и крепко поцеловал меня. — Ты зачем столько продуктов набрала?
— Лазанью хотела тебе приготовить, — я потерлась носом о кашемир пальто Платона, вдохнув живительную порцию его острого и горько-пряного запаха.
— Ну тогда поехали домой скорее, а то я и правда голодный…
… Я стояла у окна в кухне и смотрела на ночной город. До рези в глазах всматривалась в огни проспекта внизу под окнами. В сияющие рекламные щиты на доме напротив. И думала о нас с Платоном.
— Ты опять ноги морозишь? Я сегодня только и делаю, что отлавливаю тебя у окна и затаскиваю обратно в постель…
Горячее голое тело прижалось ко мне сзади, обнимая. Я откинулась назад и умастила затылок на мужском плече. Таком удобном, словно оно было создано именно для того, чтобы я могла пристроить на него свою голову.
— Платон, ты мне расскажешь или нет, что там за интрига у тебя со Светланой Геннадьевной? И что происходило в моем кабинете после того, как я ушла? Я у тебя третий раз спрашиваю, а ты…
— А что я? — невинности, звучавшей в голосе Платона Александровича могла бы позавидовать самая невинная овечка, пасущаяся на альпийских лугах.
— Платон! — зашипела я, чувствуя, что меня снова хотят оставить без рассказа.
— Да там нечего и рассказывать, — мое ушко нежно куснули. Потом лизнули. Потом поцеловали.
— Плато-он!
— Какая же ты зануда, Павла Сергеевна! — тяжелый вздох над макушкой. — Ну кто ночью разговаривает? Ночью совсем другие вещи нужно делать.
— Платон, ты эти «вещи» уже третий раз сегодняшней ночью делаешь! А я от любопытства умираю.
— Ладно, но только, чур, разговариваем в спальне!
Вот я наивная чукотская девушка. Ведь знала, что нельзя верить этому озабоченному, и все равно повелась на его развод!
Но когда, позже, мы лежали, приходя в себя после правильных вещей, которыми нужно заниматься ночью, я все-таки прижала Платона!
Тяжело повздыхав, он устроил ладони на моей спине, и все-таки принялся рассказывать:
— Со Светой у нас несколько лет идет раздел имущества по компании ее бывшего мужа и моей бывшей жены. Она была оформлена на наших бывших супругов. Вот ее и делили на четыре части, согласно брачных контрактов.
— Павла, я был женат. Был! — чувствуя, что я напряглась, Платон пощекотал меня по ребрам. — Официально развелся за пару дней до того, как ты устроилась ко мне работать. Но фактически мы разошлись три года назад, даже чуть больше. Лиза давно живет с другим мужчиной. Он отличный парень и у них уже есть общая дочка. Все, больше нет вопросов про мои «дела» со Светланой?
— А чего тогда она говорила, что ты женат, если ты развелся? — я не собиралась так просто сдаваться.
— Она не знала, что мы с Лизой уже в официальном разводе, — Платон тяжело вздохнул, явно намекая, что мои вопросы его достали. Ну так разве это мои проблемы?
— А с чего она обнимала тебя? И