– Как это – противоборство? – удивился любопытный сириец в зеленом халате, продолжая теребить кисточку на подоле.
– Не перебивай, глупый человек! – рассердился грек. – Я же предупреждал, что не терплю вопросов… Так вот. Как бы между прочим, как бы случайно в районе Средиземноморья возникает Пантеон античных богов. И жизнь там сразу забурлила, забила ключом. Но не было там праведности Ягве. И потому восторжествовал там на божьем престоле род веселый и, как говорят ныне христиане, род прелюбодейный. Заплутав и запутавшись в сетях бесчисленных адюльтеров, античные боги быстро выродились, оставив после себя красивые сказки и сонмы белотелых мраморных изваяний, смущающих своей наготой немногих еще оставшихся праведными граждан Эллады.
Увы: первый опыт «Закулисы» противостоять иудейскому Ягве, прямо скажем, не удался.
Но все действительное, как говорит Платоний, разумно.
Шло время. Мстительный Ягве продолжал терзать и держать в черном теле свой терпеливый, но свое-нравный неугомонный народ, упорно цепляющийся за передающуюся из поколения в поколение главную истину: «Хранить завет Господа… Ходить путями Его и соблюдая уставы Его и заповеди Его, и определения Его и постановления Его…» В общем – страшное дело! Одним словом – ужас!
Утомившись от интриг Ягве, «Закулиса» обращает свой взор к Востоку. И там, в многолюдной стране слонов и магарадж, чистый, как белый лотос, рождается великий Будда. Но Будда – совсем не Ягве! Он добр. И народы далекого Востока вздохнули с облегчением: оказывается, счастье возможно и на земле! Отрекись только от своих желаний и стремись спасти каждую травинку и всякую мельчайшую букашку, козявку, блошку, и тебя ожидает нирвана. Ягве только посмеялся над этим счастьем. Ибо от своих иудеев Он требовал жертвоприношений. Заглянем в Писание. Чтобы угодить Ему, царь избранного народа Соломон при освящении храма Божия принес в жертву своему Богу двадцать две тысячи крупного скота и сто двадцать тысяч мелкого.
Любовь Ягве ко всесожжениям давно раздражала «Закулису», ибо уничтожение живых тварей по желанию Бога и по произволу человеков не вязалось с Ее доктриной. И тогда Она принимает решение сменять парадигму.
«Сильное решение!» – как отмечает в своем трактате Платоний.
Мудрецы Средиземноморья, которыми успешно верховодил учитель Платония Платон, спасение видели в разумности человеков. Они взывали к уму. Но это не устраивало мудрую «Закулису». И Она установила, что вполне достаточно, если пределом мудрости людей будет изречение Платония: «Ин вина веритас!», что, как вы знаете, означало, что «истина – в вине». И потому овладевать следовало не умом человеков, нет, господа мои простаки. – Ораторствующий у костра грек, как ты уже понял, читатель, как и Платоний, был философом, он окинул снисходительным взглядом свою разношерстную аудиторию и продолжил:
– Нет, нет и нет. Овладевать следовало душой. Как и предсказывал Платоний, Ягве предложили помощника. Для начала в мир послали Предтечу, «Вопиющего в пустыне». А за ним, как говорится, «взошла звезда от Давида» – пришел Мессия с его всепобеждающим речением: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Тут-то все и началось. Платоний считал, что именно с приходом Этого Мессии, или Спасителя, и начинается подлинная история человечества.
И «Закулиса» восторжествовала. Ибо был найден тот самый золотой ключик, который открывал души людские. И имя этому ключику: любовь к ближнему! И стало понятно: грядут перемены. Огромные, еще не доступные простому уму перемены.
– И что же это за перемены? – неожиданно спросил грека иудей, ибо, будучи от природы очень хитрым человеком, он давно уже незаметно чуть вытащил палец из уха и подслушивал.
– Я же просил помалкивать! – опять обиделся грек. – Никто не может задавать мне вопросы! Так вот, слушайте и трепещите. Как пророчествует Платоний, учение известного Иисуса сначала покорит гордый Рим, а затем и весь мир, а избранный народ, – грек сурово взглянул на иудея и повторил специально для него, даже как бы злорадствуя, – а избранный народ потеряет отечество и начнет бродячую жизнь… А это значит, что в скором времени следует ожидать новых происков «Закулисы». Так учил Платоний.
И это все. И больше я вам ничего не скажу. Хоть убейте меня!
И он разорвал на груди тунику.
После этого грек-философ поднялся, взял с горячего камня ячменную лепешку, как бы причитающуюся ему за повествование о «Закулисе», и, не оглядываясь, пошел в гостиницу. Он, как и его высокопросвещенный учитель Платоний, не терпел, когда ему задавали вопросы.
– Нет, видали, а? – возмутился иудей, обращаясь к оставшимся у костра погруженным в раздумья ночлежникам, но почему-то особенно стараясь заглянуть в глаза Иоанну. – Какой безобразник, это Платоний!.. Если хотите знать, эллины все такие. Они – бабники и смутьяны.
И наш герой Иоанн согласился с иудеем. Не без лукавого сочинил свою притчу этот Платоний. Но выводы о том, что эта странная, никому не известная «Закулиса» напророчила через этого безумца и путаника Платония, что учение Иисуса покорит Рим и завоюет, наподобие Римской империи, весь мир, озадачили и обрадовали Иоанна.
Хотя можно ли верить язычникам из Эллады, ищущим истину в вине?
Глава 23Возвращение отрока
В странствиях и в проповедях Слова Божьего, в страданиях от гонений лютых, в радостях каждому новообращенному язычнику или иудею неслось время; шли дни за днями, седмицы за седмицами, месяцы за месяцами, годы за годами, и вот Иоанн вновь оказался в том городе, где в маленьком монастыре оставил Варавву и Елиуда. И он захотел встретиться с иноком и посмотреть, как преуспел тот в иноческой жизни, прилепился ли к Богу, как завещал ему Иоанн, усерден ли в посту и молитвах, научился ли смирять тело голодом и работою, а заодно и справиться о Варавве. Расцвел ли его суковатый посох от каждодневных поливов, как наставлял он этого великого грешника? Прозрел ли раскаявшийся лиходей? Неспокойно было у праведного на сердце. Смущали слухи. Слышал он, в округе появился молодой разбойник, бывший инок, который весьма жесток к людям.
Имея в душе такие сомнения, старец и пришел к игумену.
– Покажи мне, отче, отрока, которого я оставил тебе для того, чтобы ты научил его страху Божию.
Игумен, увидев Иоанна, пал перед ним на колени, плача и бия себя в грудь, стал каяться, что не сумел удержать в монастыре отрока, и тот убежал, рассорившись с братией.
– Погиб тот юноша, душою умер, а телом – разбойничает на дорогах, – завершил свой рассказ игумен.
Кровь бросилась в голову Иоанну, он хотел было закричать, затопать на игумена, погубившего душу чистого отрока, но остановился: жизнь научила пылкого когда-то Сына Громова смирять себя, укрощать внезапно полыхивающие страсти.
– Ах, отче, отче! Так ли подобало тебе, служитель Божий, хранить душу брата твоего? Дай мне коня и найди проводника, чтобы я мог пойти поискать того, чью душу ты, злодей, не уберег от сетей вражьих.
