Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
и свесив длинные руки.
Серая обезьяна!
Видимо, она невольно издала какой-то звук, потому что Наталья, встревожившись, взглянула ей в лицо.
— Что, Зина?
— Ничего. Душно.
— Выйдем?
Она кивнула, и они поспешили выйти из ложи. Сестры хотели ехать домой, но Зинаида неожиданно сказала, что прогуляется. Разумеется, одна.
Пожав плечами, Тата с Натой уехали, а Зинаида направилась в скверик перед театром, села на лавочку и стала смотреть на памятник Екатерине Второй. Среди фигур, окружавших императрицу, ей больше всего нравился Потемкин. Что-то было в его фигуре насмешливо-ерническое. Вот, дескать, вам!
Она сидела так почти час, а потом встала и торопливо направилась к служебному выходу из театра.
Она почти дошла, как вдруг — хорошо, что не успела выйти из тени деревьев — увидела надворного советника Кружилина. Он тоже ожидал кого-то, и, кажется, она знала, кого именно.
Через несколько минут в сопровождении нескольких актеров и актрис вышла Стравинская. Подъехал таксомотор, какой-то тучный господин усадил Инну и, кряхтя, залез следом. Автомобиль фыркнул и покатил в сторону Гостиного двора.
Когда шум мотора затих, а актеры разошлись, Кружилин вышел из кустов и, оглянувшись, — Зинаида резко отпрянула в тень — двинулся по направлению к улице Росси, что начиналась прямо за театром.
Она хотела проследить за ним, совершенно упустив из виду опасность, которая ее ожидала, но что-то подсказало: бесполезно.
И она остановилась.
В голове было так пусто, что аж звенело. Так же, как тогда, замерев от ужаса, не в силах оторваться, она смотрела, как он вырезает ножом кровавый знак. А кровь все стекает и стекает по мертвенно-белому растерзанному телу.
Серая обезьяна.
Зинаида сжала зубы и заставила звон исчезнуть. Хватит носить это в себе и даже через тридцать лет продолжать расплачиваться за тот липкий страх.
Серая обезьяна.
Есть лишь один способ избавиться от него навсегда.
И теперь — только теперь — она поняла, как следует поступить.
Потом Зинаида так и не вспомнила, как добралась до дома. Пару дней даже казалось, что она серьезно заболеет, но что-то зреющее в ней не позволило уйти в болезнь. Заболеть — значит, спрятаться. Довольно она пряталась. Больше не позволит владеть собой этому жуткому страху.
Шестое июня выдалось пасмурным. Тучи громоздились над городом, и стало очевидно, что серой обезьяне можно радоваться. Гроза — а она точно будет — станет его триумфом. То есть может стать, если что-нибудь не помешает. Или кто-нибудь.
Она прислушалась к себе и поняла, что готова. Совершенно.
Шестого спектакля не было, поэтому в театр Инна не поехала, а пошла с подругой по магазинам. Бог весть, что они собирались там купить, ведь из-за войны товары из Франции и Англии не завозились. О Германии и говорить нечего. Но женское неистребимое гнало их вдоль Невского несколько часов. В итоге никакого удовольствия от созерцания холщовых панталон, уже немодных, а потому никому не нужных корсетов и фланелевых ночных сорочек вместо батистовых они не получили, и у Инны разболелась голова. Они с подругой распрощались возле Аничкова моста, после чего Стравинская отправилась домой и прилегла отдохнуть.
Ближе к вечеру стало очевидно, что собирается гроза. Инна решила, что на вечеринку к подруге из балетной школы — по слухам, на нее собирались явиться великие князья — не пойдет. Не по возрасту ей, хотя и любопытно. В будуар заглянул муж и объявил, что едет к Городецкому играть в карты. Инна слабо махнула рукой и отвернулась.
Она уже начала дремать, но тут зазвонил телефон, и на том конце провода мужской голос попросил срочно забрать из швейной мастерской шторы, которые она сдала подрубить только вчера. У них, дескать, трубу прорвало, но ее заказ уже готов, так что безопаснее будет, если она получит его немедленно.
Чертыхаясь, Инна встала, кое-как причесалась и вышла из квартиры. Оказалось, что лифт не работает, и она долго спускалась на тоненьких каблучках по лестнице. Трамвая пришлось ждать почти двадцать минут, поэтому, когда она подошла к дверям мастерской, они оказались заперты.
Инна чуть не застонала от бессильной злости, но потом решила, что все к лучшему и ей наверняка станет легче, если пройтись по набережной. В июне в Петрограде — два года как переименовали, а она все не могла привыкнуть — вовсю царили белые ночи, но нынче было пасмурно, а потому темно. Зато наконец подул ветер, и, немного посомневавшись, Стравинская все же направилась в сторону три года назад построенного Красного моста, чтобы, спустившись под ним к реке, вволю надышаться чуть солоноватым воздухом.
Она не дошла совсем чуть-чуть. Задумавшись, не заметила, как тучи сгустились прямо над ней, а когда спохватилась, капли уже вовсю стучали по мостовой. Пока она бежала к спуску с моста, стало совершенно ничего не видно, да тут еще и гром громыхнул так, что она взвизгнула от неожиданности. Торопливо спустившись по гранитным ступеням, Инна устремилась к навесу, сделанному специально для желающих прокатиться по Мойке на лодке.
Глупо было полагаться на погоду. Теперь придется невесть сколько времени тут торчать, пережидая грозу.
Инна почти ослепла от дождя, ничего вокруг не видела, поэтому, когда кто-то схватил ее сзади, даже не закричала. Просто захлебнулась водой и дернулась, не понимая, что происходит. Напавший сжал ее, словно железными тисками, и, как ни была испугана, Инна поняла, что ей конец. Она даже услышала это слово, как будто кто-то произнес его у нее в голове.
Она наконец открыла рот, чтобы закричать, хотя в реве воды, дождя и грозы вряд ли кто-то мог ее услышать, но тут произошло нечто совершенно невероятное.
Напавший на нее вдруг сдавленно вскрикнул и выпустил свою жертву.
Инна отскочила и сжалась в комок, беззвучно открывая рот и давясь ужасом.
Она даже обернулась не сразу, а лишь услышав звук падающего в воду тела.
Повернулась и застыла. Нападавшего не было на захлестываемой ливнем набережной.
Сверкнула молния. Инна шагнула к краю парапета и в ее свете увидела, как из черной глубины поднимается к поверхности страшное белое лицо. Не в силах оторвать взгляда, она смотрела, как это лицо с глядящими прямо на нее глазами поднимается все ближе и ближе. Но тут накатила волна, лицо дернулось почти у самой поверхности, ударилось о гранит, в воде судорожно забили руки. Но волна ударила снова, и тот, кто находился в воде, вдруг стал удаляться куда-то вниз, пока совсем не исчез в казавшейся бездонной черноте реки.
Оторопев, Стравинская смотрела на воду, с мистическим ужасом ожидая, что белое лицо снова
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
