Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
все опять сорвалось.
Кире послышалась в его голосе жалость.
— Еще добавьте: бедный мальчик.
Кружилин посмотрел на нее.
— Вам не понять.
— А вы понимаете горе родных тех женщин, которых убивал ваш чудо-ребенок?
— Ну не надо, — поморщился Кружилин и в это мгновение снова стал тем, кого так любили журналисты.
Кира откинулась на стуле.
Все. Ларчик закрылся.
— Да я не собираюсь будить в вас человеческие чувства, что вы. Не настолько наивна.
— Моя преданность сыну, возможно, преступление, да, — уверенным тоном опытного комбинатора произнес Кружилин, — но убивал этих женщин он, а не я. Любой хороший адвокат на суде…
Ах вот даже как? Ловкий ход.
— А как насчет Апполинарии Борисоглебской?
Недоуменный взгляд Кружилин изобразил мастерски. Его выдали руки — дернулись и спрятались под столом.
— Не понимаю, о ком вы.
— Да все вы отлично понимаете. Кто вам рассказал, что сотрудница архива начала вести собственное расследование кражи и вышла на вас? Потехин?
Кружилин пожал плечами.
— Если Потехин кого-то и убил, я ни при чем. И вашу… как там ее… не знал никогда.
— Олег Сергеевич, дело в том, что соседка Борисоглебской опознала Александру Сванидзе в газовщике, который приходил к Борисоглебской в день убийства.
— И что?
— Сванидзе не знала Борисоглебскую. У нее не было причин ее убивать, она сделала это по вашему приказу. Точно так же она убила вашу сестру, с которой даже не была знакома. Ее вина доказана, не сомневайтесь. Или это совпадение?
— Без комментариев.
Кира усилием воли подавила поднявшуюся к горлу тошноту и выпрямила спину.
— Для перекрестного допроса мы вызвали Потехина.
В глазах знаменитого писателя мелькнуло беспокойство.
— Да-да. Он жив и даже здоров. Подвизается учителем истории в одной из школ в Вологодской области.
— Он ничего не знает об убийствах.
— Почему вы так уверены?
Кружилин открыл рот, чтобы ответить, и понял, что совершил ошибку.
— Ах, Олег Сергеевич, что же вы так неосторожны. Укрывали маньяка, убившего шесть женщин, сделали киллера из Александры. Ну а в том, что Скачкова убили именно вы, мы не сомневаемся. И даже знаем, за что именно. Да по совокупности всех преступлений вам пожизненное светит. Неужели все еще верите в чудо? Это в вашем возрасте, простите, глупо.
Она не видела, но почувствовала, что Кружилин под столом сжал руки.
«Если бы мог, убил бы меня прямо здесь», — неожиданно подумала Кира.
— Убил бы. И ни минуты бы не пожалел.
Она не удержалась и вздрогнула. Он что, слышит ее мысли?
— Жаль, что не вышло, — продолжал Кружилин, глядя ей в глаза. — Надо было самому. Уж я бы не промахнулся. А когда все закончилось бы, я, сидя на террасе домика на берегу Женевского озера, написал бы об этом книгу. Возможно, лучшую в своей жизни.
— Да, жаль, — ответила Кира и усмехнулась, не отводя взгляда.
Кружилин опустил глаза первым, спрятав плескавшееся в них безумие.
Кира молча поднялась и вышла.
В коридоре было пусто.
Она одернула жакет и медленно пошла туда, где в окна било яркое осеннее солнце.
Из лабиринта
Чтобы не мешать Андрею работать, Кира устроилась на диване и стала читать записки Татьяны Гиппиус.
«Она хотела, чтобы все забылось, но уже в Париже вдруг написала:
Красным углем тьму черчу,
Колким жалом плоть лижу,
Туго, туго жгут кручу,
Гну, ломаю и вяжу…
Дима Философов не сомневался, что строки — квинтэссенция ощущений от русского бунта девятьсот пятого.
Она не разубеждала. Пусть себе думают, что хотят.
Одно хорошо: по возвращении из Парижа дела так закружили — будто все это время стояли и ждали, — что копаться в воспоминаниях было недосуг.
Лишь иногда срывалось:
Нет, никогда не примирюсь.
Верны мои проклятья.
Я не прощу, я не сорвусь
В железные объятья…
С первых дней наступившего шестнадцатого года Зинаида Николаевна все чаще чувствовала иногда совершенно не обоснованную на первый взгляд тревогу. Хотя причин было, к сожалению, предостаточно. Война, террористы, революционеры… Вокруг нагнеталось и нагнетали. Словно электрические искры в воздухе перед грозой.
Она держалась. Все тот же эпатаж, а это значит — лорнет, змеиная улыбка красных губ, резкость суждений.
Иногда ее смешили до слез. Особенно Василий Розанов, когда переставал жаловаться на свою Суслиху и начинал приставать с «грудками» и «сосочками» в духе «распоясанных» писем, которые писал ей и сестрам еще в девятьсот седьмом и они были просто за гранью приличия. Однако после ссоры с Мережковским бывал Розанов у нее нечасто, поэтому смеялась она редко, а если улыбалась, то скорее язвительно.
Иногда вполголоса напевала «Что день грядущий мне готовит», но этого, к счастью, никто не слышал.
Чаще слышали другое:
Печали есть повсюду…
Мне надоели жалобы;
Стихов слагать не буду…
О, мне иное жало бы!
Она не ждала ни весны, ни лета, словно чувствовала, что они не принесут душе желанного просветления, однако о страшном, случившемся много — уже тридцать — лет назад не вспоминала.
Возможно, потому, что вскоре после возвращения из Франции узнала: Кружилин съехал из квартиры на четвертом этаже и давно.
Она решила, что поднимать из небытия шестое июня шестого года не будет и ничего выяснять не станет.
И не стала, похвалив себя за выдержку.
Однако накануне прихода июня тысяча девятьсот шестнадцатого что-то как будто екнуло.
Да нет! Это просто фантомные боли.
В последний день мая в Александринке давали пьесу Мережковского «Романтики» в постановке Мейерхольда. Зинаида Николаевна поехала с сестрами Татьяной и Натальей в театр, оставив мужа дописывать статью для «Русской мысли».
— Нечего попусту время тратить, — заявила она.
Пьеса мужа имела успех, и Зинаида с удовольствием лорнировала дам в ложах, чтобы убедиться: они в восхищении.
В какой-то момент она даже развеселилась, глядя, как раздражают ее откровенные разглядывания.
Какой-то человек вошел в ложу у самой сцены и сел, облокотившись.
Что-то в его облике показалось знакомым, и она направила на него лорнет.
Где-то она уже видела его. Но где?
Тут на сцене появилась Инна Стравинская, и человек, привстав, весь подался вперед, упершись руками в ограждение.
Поклонник. Ну и пусть.
Зинаида Николаевна стала смотреть на сцену и увлеклась игрой.
В конце актеры вышли на поклон, и тут она невольно уже заметила, как сидевший в ложе и пожирающий Стравинскую глазами человек встал и направился к выходу. Наклонившись вперед
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54