мигрень… Ее пугало, когда у нее или близких начинались недомогания. Сказывались прошлые муки: возникало чувство угрозы, которое приходилось преодолевать… И тут еще Ханна.
— Постарайся поспать, любимый.
Лялька пошла к входной двери и встретила зареванную подругу. Через десять минут они сидели на кухне и пили чай. Вернее, Ханна роняла в него слезы, а Лялька просто согревалась чашкой.
— Оказалось, что это его бывшая. Она в нашей лаборатории уже месяц, а я ничего не знала… Дина эта…
— Ах, она…
— Ты ее знаешь?..
— Нет, но наслышана. Артём ее и видеть не хотел больше.
— А тут захотел… Она мне вываливает, что ждет его после работы и надеется на хорошее времяпрепровождение. Я так и обмерла вся…
— Она знает, что вы живете вместе?..
— Нет! Он держал свою бывшую под боком и не сказал ей об этом! А она так улыбалась, глядя на меня…
— Ты узнала у нее, что между ними?..
— Нет. Она начала говорить, что это самое счастливое время было, когда она была с Артёмом, что он самый замечательный… Дальше я тебе и передать не могу, что сказала… Я ответила: «Понятно». И сразу ушла…
— А Артём как это комментирует?
— Я ему не звонила…
В этот момент на кухню заглянул Бьорн.
— Привет, Ханся. Лялька, подойди, пожалуйста. Ольга плачет. У меня сейчас голова лопнет.
— Прости, — она вскочила и ринулась к ребенку.
Пока Ляля укачивала дочь, снова завибрировал компьютер.
— Тёма?.. Немного… Не могу сказать. Все возможно. Извини, ты знаешь мою политику: Китайская стена.
Имевшая двух друзей, которые являлись парой, она вынуждена была разделять их в своей голове, не выдавая одному излияний другого. Иначе она рисковала потерять кого-то из них и другого следом за обиженным.
С полчаса Лялька бегала по квартире, наливая Ольге водички, напевая колыбельную песенку, а затем обласкивая мужа.
— На. Артём сказал, что это должно помочь, — она всыпала в Бьорна смесь каких-то лекарств. — Ольга уснула вроде.
Замотанная, она вернулась в распоряжение Ханны.
— Я совсем не вовремя… — сконфузилась девушка.
— Такое всегда не вовремя, — отмахнулась Лейла. — Артём звонил.
— Ты сказала ему, что я у тебя?!
— Он сам понял.
— А про Дину?..
— Нет. Только, что ты расстроенна и что не пущу его к тебе, пока ты сама не захочешь. Он ответил, что едет… Ах, опять звонит…
— Я отключила свой звонок, — молвила Ханна.
— Нет, Артём!.. Вы сами должны поговорить!.. Значит, не хочет! Слушай, она ко мне первая пришла… Все, пока, я занята! Ох… Говори, я слушаю.
— Я так и думала, что этот день настанет, — произнесла Ханна понуро. — Придет такая вот Дина, и все рухнет…
— Какая — такая?..
— Она сексапильная. Раскованная. Мужчины всегда с ума по таким сходят…
— Ты сама красавица писаная! А уж про ум я вообще молчу.
— Что толку?.. Я холодная и рассудительная. Это никому не нравится. Если б я могла быть хоть немного похожа на тебя…
— Не дай тебе Бог мой язык, который не дружит с головой!.. — воскликнула Ляля. — Да кто ж тебя так накрутил, Ханся? Какой мужик здесь поработал, признавайся?! Я за версту подобное чую: сама прошла то же самое!..
Ханна опустила голову.
— У меня было их двое до Тёмы. Оба ушли… Но не сразу. Выяснилось, что подолгу мне изменяли. Да и недовольны всегда были. Ты понимаешь…
Ляля знала, что парни Ханны были из высочайшего общества. У всех семьи с чистейшими родословными, круг знакомых — почти что жители горы Олимп, внешность — небесные ангелы. Один стал судьей, другой — руководителем крупной корпорации.
Артём, хотя ни разу не показал этого Ханне, был готов биться головой о косяк, когда она запросто показывала ему на них по телевизору и рассказывала, что они встречались. Будто бы не понимала, что речь-то идет не о встречах для игры в кубики. Она и не представляла, насколько его ранит. А Ляля не могла ей об этом даже намекнуть.
— Послушай… это фрустрация какая-то… — Ляльке показалось, что из ноздрей сейчас пойдет пар. — С Артёмом-то не так было? Он же тебе ничего в этом роде не предъявлял?
— Нет… — голос Ханны потеплел. — Он всегда такой внимательный. Говорил, что я красивая… Что любит меня…
По легкому румянцу на ее щеках Ляле сделалось все ясно. Артём умел обращаться с женщинами намного лучше, чем ее предыдущие несравненные в своем самомнении «олимпийцы».
— Вот видишь, — молвила Лейла.
— А тебе он что-то сказал?..
— Ты же знаешь…
— Китайская стена, — вздохнула Ханна. Она отпила остывшего чаю.
— Я знаю, что Дина делала его несчастным каждый Божий день. Он говорил об этом постоянно. А с тобой он счастлив.
— Видимо, недостаточно…
— Девочки, простите меня, — в кухню снова вошел Бьорн. — Привет еще раз, Ханна. Извини, что я в таком виде. Голова трещала. Я становлюсь невыносим, когда болен.
— Ничего. Если бы не это, я бы начала думать, что ты идеален, — улыбнулась Ханна.
— Теперь уже я начинаю ревновать, — пробормотала Ляля, глядя, как муж наливает стакан воды.
— Артём звонил, но я отклонил вызов, — поглядел он.
— Так перезвони ему, если хочешь. Но нас не отвлекай, пожалуйста, — попросила Ляля.
Когда Бьорн покинул помещение, Ханна продолжила.
— Ты же знаешь, как это бывает… Не сдержался и все.
— Тебе неизвестно наверняка, было ли что у них, — возразила Ляля. — Ты должна спросить у Артёма напрямую. Таких, как Дина эта, я видела. Маньячка еще та. Будет рисоваться перед тобой: мол, посмотри, какая я классная. А ты, Ханся, совсем другая. Ты юная, прекрасная и неиспорченная. Мужчины о таких грезят. Но ты этим не будешь кичиться и пользоваться, просто будешь рядом. И Артём тебя любит.
— Может быть… Но… не знаю… — Ханна трепетно вздохнула. — Я не рассказывала тебе. У нас была сильная размолвка месяц назад. Он хотел, чтобы я родила ребенка. А я сказала, что нужно подождать. Понимаешь, с этой лабораторией у меня сил никаких не остается.
По непроницаемому лицу Ляли Ханне не удалось ничего прочитать. Она бы не созналась, что Суслик звонил ей тогда в растрепанных чувствах и долго плакался в жилетку. Ляльке едва удалось привести его в себя.
— Я тогда подумала, что он, наверное, не ценит ничего, что я делаю. Как будто это мне только нужно, а не его это мечта…
— Ты же знаешь, что это не так. Он очень тебя ценит и все время твердит, что без тебя ничего бы не вышло.
— Это правда. Но он меня так обидел… А когда я про Дину узнала… Так вообще…
— Понимаю, я бы Бьорну башку оторвала за
