и веселятся… Я все еще не понимаю, чувствую ли себя брошенной или испытываю облегчение.
Мои глаза закрываются, и я откидываю голову назад, прислушиваясь к звукам ночи. Еще не так поздно, но я уже чертовски устала. В свою защиту могу сказать, что это был долгий день, и прошлой ночью я вообще не спала.
Здесь такая умиротворяющая атмосфера! Я могла бы сразу заснуть «Привет, мамочка!»
Я открываю глаза и вижу, что эта жуткая кукла смотрит на меня.
— Блин, Алекс!
Он смеется, и мой желудок трепещет, как будто миллион бабочек взлетают одновременно. Почему он не может снова стать тем самоуверенным начальником, который мне не нравился? Тогда все было бы проще. Потому что сейчас я начинаю испытывать чувства — настоящие чувства! — к нему. Ненавидеть его было легко. Но любить его? Это все усложнило бы.
— Хочешь пойти и выбросить эту штуку в озеро? — спрашивает он. — О, вспомнил: ты же не хочешь мусорить.
— Бинго. Я думаю, лучше устроить розыгрыш со скрытой камерой для местных детишек. Нам нужно только найти хорошее место, чтобы удивить ничего не подозревающих детей.
— И ты после этого думаешь, что ты такая невинная?
— Кто говорил о невинности?
Он кладет куклу на столик у входной двери и садится рядом со мной на качели. Мое сердце учащенно бьется, и я не могу не заметить, как хорошо он выглядит, особенно теперь, когда переоделся. Все, что на нем надето, — это черное поло с длинным рукавом и серые спортивные штаны. Я прикусываю губу и еще раз окидываю его взглядом, не останавливаясь на выпуклости у него в штанах.
— Мы так и не увидели озеро.
— Не увидели. — Я с трудом сглатываю, во рту внезапно пересыхает. Он твой начальник. Он твой начальник. Он твой начальник. И не в твоем вкусе. Нет. Нисколько. Веселый, красивый, подтянутый, богатый… Это то, что ты ненавидишь.
Проклятье.
— Хочешь спуститься туда со мной? — спрашивает Алекс. — Я не хочу выглядеть неудачником, гуляющим по берегу в одиночестве.
— Ну, я не могу этого допустить. У нас здесь есть репутация, которую нужно поддерживать.
— А сейчас мы это делаем?
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Его взгляд — удушающий. Слишком напряженный. От этого мне становится жарко, как будто мне внезапно нужно снять с себя всю одежду.
— Да. Мы, эмм, гости.
Алекс отодвигает качели, и жар разливается по моим венам.
— Так помоги мне не прослыть лузером!
Он встает и протягивает мне руку.
С трудом сглотнув, чтобы вытолкнуть сердце обратно в грудь, я беру его руку и позволяю поднять меня на ноги.
Неужели это происходит на самом деле? Я действительно собираюсь на прогулку при лунном свете вдоль озера с Александром, мать его, Фроловым?
Да, да, это так.
Мы не разговариваем, пока спускаемся к озеру. Сегодня на улице прохладно, и тот факт, что я уже сняла лифчик, напрягает. Я застегиваю молнию на куртке и скрещиваю руки на груди.
— Кошки или собаки? — спрашиваю я, глядя на гладкую поверхность воды. Над нами мерцают звезды, и, если бы мы снимались в романтическом фильме, это была бы та часть, где Алекс уложил бы меня на землю и поцеловал.
— Что?
— Не думай, просто отвечай, — говорю я. — Кошки или собаки?
— Собаки.
— У тебя есть какие-нибудь домашние животные?
Он качает головой.
— Нет. А у тебя?
— Нет, но я бы хотела. У моего папы есть кот, на котором мои дети буквально помешаны.
— Почему у вас нет домашних животных?
Привет, дискомфорт, давненько не виделись.
— Они, эмм, дорогие. Я знаю, сколько стоит один приём у ветеринара, и это, я скажу тебе, целое состояние, а необходимость усыплять животное из-за невозможности оплатить медицинские счета просто убила бы меня. А почему бы тебе не завести домашнее животное?
— Я редко бываю дома.
— Ты мог бы завести двух кошек, им было бы весело вдвоем.
Он просто кивает и берет меня за руку, и кружит вокруг себя. Над нами мерцают звезды. Если бы было время влюбиться… Нет. Нет, я не могу себе этого позволить. Что-то плещется в озере, пугая нас обоих.
— Это кукла, — серьезно говорит Алекс. — Пытается заманить нас, чтобы утопить и убить.
— Скорее всего.
Мы оба смотрим на воду. На берегу есть еще несколько человек, и уже разожжено несколько костров, от которых исходит потрясающий запах. Дует легкий ветерок, и влажность в воздухе почти исчезла. Если бы я забралась в гамак с одеялом, то заснула бы в мгновение ока.
— Знаешь, что? — говорит он.
— Что?
— Я рад, что сказал этим теткам в школе, что я твой парень.
— Правда? — спрашиваю я.
— Да. Это… Это мило. — Он смотрит на воду, и его плечи напряжены. Я не думаю, что он очень часто делится своими чувствами, и странно, что я ощущаю его опасения, но сейчас он явно хочет открыться. Я все еще хочу знать, что с ним случилось, что заставило его стать таким замкнутым. Он не такой плохой парень, каким я его считала, вовсе нет. Он груб по натуре и мог бы изменить свои манеры общения с сотрудниками на работе, но под всем этим скрывается… Я думаю, боль.
— Я имею в виду, что из всех моих командировок, эта самая приятная, — говорит он.
— Так и есть. И она вырвала меня из Москвы, чего не случалось уже много лет. Так что — да… Я рада, что ты сказал этим дурам, что ты мой парень.
— Дуры — слишком хорошее слово для них.
— Это так, — соглашаюсь я. — Мерзавки? Нет, все еще недостаточно сурово.
— Занозы в заднице.
— Спасибо, — говорю я ему. — За то, что заступился за меня. Никто никогда раньше этого не делал.
Он смотрит прямо мне в глаза. Я вдыхаю, ощущая каждую деталь. Напряженность в его объятиях. Запах воды и земли вокруг нас.
— Тогда они дураки, — говорит он и наклоняется ко мне. Нежный звук воды, набегающей на берег, окружает нас. — Тебя стоит защищать, Даш, даже если ты так не думаешь.
— Спасибо, — тихо повторяю я снова. — В это трудно поверить.
— Почему?
Я качаю головой.
— Не знаю.
— Ты знаешь. Не думай, просто отвечай, — говорит он, возвращая мне мои же слова.
Так что я этого не делаю. Я не думаю. Я просто отвечаю.
— Я мать-одиночка. Я не в лучшей форме. У меня шрам от кесарева сечения, растяжки, я люблю поесть, и если мне предложат на выбор чипсы или спортзал, я выберу чипсы. Я практически разорена в финансовом плане и еще больше в эмоциональном.
