особенно заинтересован в сохранении достигнутых результатов. А любая война, тем более война с Македонией, подрывала эти результаты, наносила ощутимый ущерб государственной казне, и Евбул стремился переориентировать экономику и политику Афин с военного на мирный путь.' Это закономерно приводило его в ряды противников конфликта с Филиппом.
Самым выдающимся лидером тех слоев афинян, которые выступали за бескомпромиссную борьбу с амбициями македонского царя, был, бесспорно, Демосфен (все знают его как величайшего древнегреческого оратора, но он был и одним из виднейших политиков своего времени). Его союзниками выступали вожди некоторых других группировок — Гиперид и Ликург, тоже прославившиеся как прекрасные мастера красноречия. Демосфен и его единомышленники — убежденные сторонники афинской демократии — вполне понимали, что победа Филиппа и установление македонского владычества в конечном счете, скорее всего, повлекут за собой гибель этой политической системы, отстранение демоса от управления государством, установление олигархии или даже тирании. Впоследствии время показало, что они отнюдь не ошибались.
В страстных речах перед афинскими гражданами Демосфен призывал их стряхнуть с себя оцепенение и всерьез готовиться к схватке с могущественным врагом: укреплять сухопутное войско и флот, направлять все свободные денежные средства на нужды обороны, вести переговоры с другими полисами о создании антимакедонской коалиции, преодолевая при этом застарелые распри.
Оппоненты Демосфена старались очернить его, заявляя, что он столь решительно выступает за войну с Македонией только потому, что сам подкуплен персидским царем. И действительно, Артаксеркс III, занимавший в то время престол в Сузах, осознавал опасность, которую начинал представлять для него Филипп II, и пытался не допустить усиления этого последнего. Артаксеркс вел против Филиппа свою игру, тоже посылая в греческие полисы персидское золото и таким путем вербуя себе сторонников среди ведущих политиков.
Страсти в Афинах накалялись. Дебаты между противоборствующими сторонами отличались крайне жестким характером, зачастую выходя за рамки какой бы то ни было политической корректности. До нас дошли речи Демосфена и Эсхина, направленные друг против друга. Эти речи пе реполнены грубыми нападками, клеветническими обвинениями, а то и площадной бранью. Вот, для примера, только один характерный выпад Демосфена против Эсхина: «Он и взяточник, и льстец, и заклейменный проклятием, и обманщик, и предатель друзей, — словом, в нем сосредоточены все самые ужасные преступления» (Демосфен. Речи. XIX. 201).
Борьба по «македонскому вопросу» шла с переменным успехом. То одной, то другой стороне удавалось одержать верх. В результате линия Афин на внешнеполитической арене была нестабильной, неоднократно изменялась. Победой сторонников Македонии, несомненно, следует считать заключение Филократова мира в 346 г. до н. э. Впоследствии, однако, Демосфен и члены его группировки начали столь широкомасштабную кампанию против послов, подписавших этот договор, что глава посольства Филократ вынужден был бежать из Афин, опасаясь, что его казнят. Мир между афинским полисом и Филиппом II был расторгнут.
Важным вопросом, постоянно волновавшим афинян, было расходование государственных финансов. В это время все излишки денежных средств, остававшиеся у полиса, по предложению Евбула передавались в так называемый теорикон (зрелищный фонд) и затем использовались на вспомоществование беднейшим гражданам, позволяя им посещать празднества и театральные представления. Такая политика, без сомнения, вполне удовлетворяла низшие слои демоса. Однако Демосфен решительно выступал за передачу этих свободных средств из зрелищного фонда в военный, которым он сам тогда руководил. В конце концов ему удалось добиться своего, и на укрепление афинского войска были, таким образом, направлены значительные суммы.
Заботила Демосфена и необходимость создания союза греческих полисов, направленного против Македонии. Он лично вел переговоры со многими городами Эллады, добиваясь их перехода на сторону Афин. Частые поездки великого оратора по различным частям греческого мира приносили свои плоды: антимакедонская коалиция постепенно формировалась, хотя, пожалуй, медленнее, чем следовало бы.
В 340 г. до н. э. Филипп II осадил и пытался взять Византий. Этот город[45], находившийся на берегу пролива Боспор Фракийский, занимал уникальное геостратегическое положение. Попади он в руки македонского царя — и тот стал бы господином пути в Черное море, контролирующим поступление зерна оттуда в Балканскую Грецию. На этот раз, однако, афиняне смогли оценить степень грозившей им опасности (ведь именно Афины были главным импортером черноморского хлеба) и оказали Византию своевременную помощь. В результате тот смог выдержать осаду и не сдался македонянам.
Тем не менее Филипп счел, что наступило время активных, решительных действий. Помимо прочего, доходившие до него вести о вкладывающемся антимакедонском союзе побуждали его нанести упреждающий удар. Царь Македонии воспользовался вспыхнувшей в 339 г. до н. э. в Греции Четвертой Священной войной, которую вела Дельфийская амфиктиония против города Амфиссы в области Локриде (в Средней Греции). Призванный на помощь стоявшими на его стороне амфиктионами, Филипп взял и разрушил Амфиссу, а попутно установил свой контроль над важнейшим в стратегическом отношении Фермопильским проходом и овладел охранявшей подступы к нему крепостью Элатеей. Теперь он как бы грозно нависал над большинством регионов Эллады, в том числе и над Аттикой; воспрепятствовать его дальнейшему продвижению становилось чрезвычайно трудно. Захватнические планы македонского царя были отныне ясны для всех.
В Афинах весть о происшедших событиях застала граждан врасплох и произвела настоящий шок. Впоследствии Демосфен так вспоминал об этом в одной из своих речей: «Был вечер. Вдруг пришел кто-то к пританам и принес известие, что Элатея захвачена. Тут некоторые — это было как раз во время обеда[46] — поднялись с мест и стали удалять из палаток на площади торговцев и устраивать костер из их щитков, другие пошли приглашать стратегов и вызывать трубача. По всему городу поднялась тревога. На следующий день с самого рассвета пританы стали созывать Совет в булевтерий[47], а вы (то есть афиняне. — И. С.) направились в народное собрание и, не успел еще Совет обсудить дело и составить пробулевму (проект постановления. — И. С.), как весь народ сидел уже там наверху[48]. После этого туда явился Совет. Пританы доложили о полученных ими известиях, представили самого прибывшего, и тот рассказал обо всем. Тогда глашатай стал спрашивать: «Кто желает говорить?» Но не выступил никто. И хотя уже много раз глашатай повторял свой вопрос, все-таки не поднимался никто. А ведь были налицо все стратеги, все обычные ораторы, и отечество призывало, кто бы высказался о мерах спасения» (Демосфен. Речи. XVIII. 169–170).
В конце концов слово взял сам Демосфен и предложил программу немедленных действий. По его инициативе в срочном порядке был заключен военный союз Афин с Фивами: два сильнейших полиса Средней Греции, ранее почти постоянно враждовавшие и боровшиеся за гегемонию, смогли наконец объединиться для противостояния общему противнику. Кроме Афин и Фив, в антимакедонский союз
