Книга Невеста из Холмов - Янка Лось

вовремя и шел хорошо. Скоро вернется ректор Галлахер. Скоро рыжая ши получит обратно свой Кристалл и возможность вернуться домой. Жизнь второго магистра потихоньку успокоится, станет привычной, рутинной, устроенной, приятной. Даже боль от потери Финна не сразу, но утихнет, потому что таков уж человек – его раны заживают раз за разом, раны тела и раны души.

Значит, когда-то он забудет Эшлин. Точнее, не совсем – будет помнить ее лицо, озорную улыбку, волосы всех оттенков рыжего, тепло рук и неожиданные вопросы. Но это превратится из острой боли потери в воспоминание, окрашенное нежностью и легкой грустью.

Так? Или не так?

Ваши знания так велики, магистр Брендон Бирн. Но кто в этом мире сможет разъять на составляющие, зарисовать схемой, объяснить студентам любовь? Нет, не вы. Точно не вы.

Кубок с горячим вином грел руки. Музыка сменилась и стала похожа на скачущий по камням ручей после ливня. Одна из местных девиц, смутно знакомая, как большая часть горожан, подскочила со своего места и, воскликнув: «Турдион!», отчаянно заозиралась, ища пару. Брендон вздохнул. Надо было потанцевать. Даже ректор Галлахер был на редкость хорошим танцором.

Брендон вел девицу в танце, та краснела от гордости, оглядывалась – все ли видят, кто ее пригласил? После такого у нее отбоя не будет от женихов, это как потанцевать с королевским сыном. А когда он отвел ее к лопающимся от гордости родителям, начало турдиона под радостные крики молодежи зазвучало снова, и напротив почти ушедшего к своему месту Брендона оказалась юная баронесса Сэвидж. Она улыбнулась и свойски протянула ему руку.

– Монгвин, – Брендон подхватил ее, возвращаясь в танцующий круг. – Рад тебе. Уложила малыша?

– Конечно, он и набегался, и наелся.

Эшлин вышла к городскому празднику, когда танцы были в разгаре. Ее тут же усадили к столу, принесли кружку, отрезали пирога – гость в Осеннее Равноденствие должен быть приглашен, накормлен и обихожен. Есть она уже почти не могла, а потом ей стало и не до еды. Потому что она увидела танцующих Брендона с Монгвин. Ритм завлекал водоворотом, пары кружились и затейливо прыгали. Она видела их улыбки – смущенную и счастливую у Монгвин, теплую и, пожалуй, тоже счастливую у Брендона. Видела, как их легкие шаги сплетали единый рисунок мелодии, как колыхалось и закручивалось вокруг ног лиловое платье баронессы, как после каждого стремительного поворота они ловили взгляды друг друга, будто боясь потеряться в толпе, как крепко он держал ее руку, а второй она, смеясь, тщетно пыталась убрать с лица выбившиеся из‑под покрывала волосы.

Эшлин встала со ставшей вдруг очень жесткой скамьи и смотрела, смотрела, не в силах противиться настойчивой силе этой музыки. Или танца? Что заставляло все внутри у нее дрожать от непонятного тоскливого волнения? Струна звенит, отзываясь на вибрацию других струн. Сердце делает то же самое.

Эшлин смотрела на незнакомые движения, на то, как люди прямо перед ней выражали чувства без слов. Сам воздух вокруг танцующих потрескивал от них, будто небо во время грозы. Ей казалось, что она вот-вот увидит искры, она сама не заметила, как стала покачиваться на месте в такт мелодии, отбивая башмачком ритм. Наконец, музыка, обрушившись водопадом, растаяла. Брендон, слегка запыхавшись, все еще не отпускал руки Монгвин, а она что-то говорила, смеясь. Потом быстро поцеловала его в щеку и почти убежала в толпу.

Музыканты, вытирая пот со лба, затянули какую-то задумчивую балладу. И только сейчас Брендон наконец-то увидел Эшлин.

Эшлин понимала, что ее грызет непривычное и острое чувство. Она не менялась Кристаллами с этим человеком, но почувствовала жгучее желание оттолкнуть баронессу подальше вместе с ее улыбкой, блестящими волосами, расшитым платьем и легким покрывалом. Потому что нельзя так смотреть на того, кто… но ведь это не он. Сколько еще раз повторить, что это не Брадан! Или сейчас это уже не важно? Ведь именно ему хочется, не отрываясь, смотреть в глаза.

Брендон подошел к ней, и выражение его лица мгновенно стало серьезнее, как будто остыв под ее взглядом. Он увлек Эшлин за собой и снова сел, приготовившись слушать певца.

– Я рад, что ты пришла, – все же сказал он вполголоса.

– Рад? Мне или Монгвин? О чем вы, люди, так разговариваете в танце? О любви? – Ши смотрела перед собой, крепко вцепившись руками в жесткую кору бревна. – Я давно не видела твоего лица таким…

Она не подобрала слово, сжав губы в прямую линию. Брендон посмотрел на нее несколько растерянно:

– Мы не разговаривали. Почти. Я не обязан отвечать тебе, но если хочешь – о ее доме.

– Кхм. Но вы улыбались друг другу! – Эшлин произнесла это так, словно разоблачала нечто крайне непристойное.

Брендон опустил голову, будто раздавленный тяжестью этого обвинения, упорно смотря в землю. Но через пару мгновений она вдруг поняла, что он неудержимо улыбается и пытается скрыть от нее эту улыбку.

– Магия танца все еще кружит твою голову или образ баронессы Сэвидж оказался настолько ярким, что врос в твою память, как корни в торф, до мельчайших подробностей? Я ее опекун, Эшлин. У нее непростая история. А остальное – не моя и не твоя тайна.

Магистр решительно встал и молча потянул Эшлин за собой. Все вокруг завороженно слушали певца, и только ближайшие соседи с неудовольствием поглядывали на неугомонную пару. Нашли время уходить!

Они вышли из ярко освещенного огнями круга, и их окутала теплая сумеречная мгла. Вокруг, едва они ступили прочь с площади, проглядывали силуэты домов с выпяченными балконами, с которых свисали тряпки и виноградные плети. Эшлин крепко сжимала руку Брендона, будто боялась, что он в этой тьме растворится.

– Куда ты меня ведешь?

– Туда, где мы можем спокойно поговорить.

– Поговорить – это всегда интересно. И даже не о Монгвин Сэвидж!

По голосу было слышно, что она снова поджала губы и надулась.

– А о чем ты хочешь поговорить? – голос магистра был теплым, как вечерняя тьма.

– О людях. Почему с вами всегда так сложно? Почему вы уверены, что все понимаете, хотя на самом-то деле не понимаете ничего?

Его рука спокойно и надежно охватывала ее пальцы. Они не спеша шли в сторону Университета по хорошо утоптанной, но практически невидимой дороге, спускавшейся по холму к реке. Здесь не было домиков, а днем обычно располагались лотки уличных торговцев.

– О, так люди делают далеко не всегда! А ши все понимают? – в его голосе звучал откровенный смех.

Эшлин шумно фыркнула:

– Все. Кроме людей. Вот зачем вам наука о том, как