одном из своих походов. Так же, как и сапоги Лили. В тот день, когда я отнес их в ее офис, она сказала мне, что собирается поговорить с Бриггсом. Как и следовало. Но так ли уж необходимо было везти его в участок?
Я надавил на педаль газа.
Если у Бриггса был приступ, если он был не так резок, как обычно, что он ей мог ей сказать? Было ощущение, что она протягивает ему лопату и велит копать себе могилу. И все потому, что у нее были вопросы.
Ее проклятые вопросы. Уинн была так против того, чтобы называть смерть Лили самоубийством. Но мы все знали, что это было самоубийство. Весь город. Так почему бы ей просто не оставить все как есть?
Это было не более чем случай потери и находки. Сумочка и кошелек. Черт, эта сумочка, наверное, годами валялась на тропе, собирая пыль и дождь.
Если бы я умолял, она бы отвела Бриггса в главный дом? Может, мы поговорим об этом за кухонным столом мамы и папы, где он будет чувствовать себя более комфортно?
Я сдвинулся с места и достал телефон из заднего кармана, набрав ее имя. Звонок сразу же перешел на голосовую почту.
— Черт. — Я поехал быстрее.
Яма в моем животе увеличилась вдвое.
Возможно, причина, по которой я так разозлился, заключалась не в том, что Уинн собиралась поговорить с Бриггсом. А потому, что я чертовски боялся, что, возможно, на это есть причина.
Она не стала бы тащить его в участок, если бы не было что-то не так. Верно?
Что было в той сумочке? Почему Бриггс не сдал ее после смерти Хармони Хардт? Почему он хранил бумажник Лили Грин? Он знал, где погибли эти девушки.
Блять. Если бы он был как-то причастен к этим смертям…
Нет. Эти бедные девушки покончили с собой. Бывший шеф провел расследование. У Хармони Хардт была депрессия. По словам ее близких друзей, у нее были перепады настроения.
Ее смерть не имела ничего общего с моим дядей. Мой добрый, мягкий дядя, который терял ясность ума.
Мама стояла во дворе на коленях, выдергивая сорняки с клумбы, когда я затормозил рядом с папиным Silverado. Должно быть, она поняла, что что-то не так, потому что встала, сняла садовые перчатки и бросила их на газон, встретив меня у крыльца.
— Что случилось?
— Где папа?
— Он смотрит новости. Ты меня пугаешь, Гриффин. Что-то с твоими братьями или сёстрами?
Я покачал головой.
— Нет, дело в Бриггс.
— О нет, — вздохнула она. — Входи.
Я последовал за ней внутрь. Отец сидел в своем кресле в гостиной, смотрел новости по телевизору, в очках и с газетой на коленях.
— Привет, сынок. — Его лоб нахмурился, когда он посмотрел между мной и мамой. Он оттолкнулся ногой от подножки кресла и сел прямо. — Что происходит?
Я положил руки на бедра.
— У нас проблемы.
18. УИНСЛОУ
— Могу я предложить вам чашку кофе или воды? — спросила я Бриггса.
— Нет. Но спасибо. — Он покачал головой, оглядывая мой кабинет. Его крупная фигура занимала стул напротив моего стола. Оно выглядело таким же крошечным в тот день, когда в нем сидел Гриффин.
— Я ценю, что вы пришли сюда со мной сегодня. — Улыбка, которую я послала ему, была наполнена теплом, насколько это возможно.
Бриггс указал на сумочку и бумажник на моем столе.
— Так ты хочешь поговорить об этом?
— Да.
Оба предмета были запечатаны в пакеты для улик. Когда я час назад приехала в хижину Бриггса, я просто спросила, могу ли я взять их для расследования. Он согласился, избавив меня от необходимости запрашивать ордер. Затем я спросила, не поедет ли он со мной в участок, чтобы обсудить, как он на них наткнулся. И снова он согласился.
Сегодня он был сосредоточен и резок. Как и вчера. Когда я постучала в его дверь сегодня утром, он пошутил, что за последнюю неделю полицейские приходили к нему чаще, чем за всю его жизнь.
Было легко понять, почему Гриффин так любит своего дядю. Даже когда я везла его в своем Explorer без опознавательных знаков на переднем пассажирском сиденье, потому что, хотя у меня были опасения, я не собиралась запихивать его на заднее сиденье, он разговаривал со мной всю дорогу до города, задавал вопросы о том, нравится ли мне Куинси, и рассказывал истории о своей жизни на ранчо.
Он казался мягким человеком. Человеком, который жил один, потому что был доволен своей компанией. Брат и гордый дядя — в большинстве историй, которые он рассказывал, фигурировали одна или несколько его племянниц или племянников.
Казалось неправильным видеть его здесь, обсуждать уродливые вещи. А может быть, так казалось из-за реакции Гриффина.
— Вы не будете возражать, если я запишу этот разговор? — спросила я, доставая портативный диктофон, лежащий рядом с моим телефоном.
— Нисколько.
— Спасибо. — Я положила диктофон между нами и нажала на красную кнопку. После быстрого вступления, назвав наши имена и дату, я описала сумочку и кошелек для записи.
— Вы сказали, что нашли оба этих предмета во время похода, верно?
Бриггс кивнул.
— Так и есть.
— Где вы были в походе?
— Хребет Индиго. Я всю жизнь ходил в походы по этому району. Это мое любимое место. С вершины открываются великолепные виды.
— Не сомневаюсь. Может быть, когда-нибудь я и сама доберусь до вершины.
— Я возьму тебя с собой. — Искреннее предложение.
— Буду только рада. — Не менее искренний ответ.
Если Бриггс возьмет меня в поход, я сомневалась, что он столкнет меня с обрыва.
Разве у меня не скрутило бы живот, если бы я боялась, что этот человек — убийца? Разве не было бы нервного возбуждения в моих венах? Но ничего не было. Моя интуиция подсказывала, что в смерти Лили Грин что-то не так. И все же, когда я сидела напротив человека, у которого не должно было быть ее бумажника, человека, который жил ближе всех к месту ее смерти, ни одна клетка моего тела не предупреждала, что он опасен.
Но мне платили не за то, чтобы я полагалась исключительно на инстинкты. Я была здесь, потому что мы следовали за уликами. След привел меня сюда. Я буду продолжать идти, пока не достигну препятствия.
— Бриггс, я уверена, что вы это знаете, но у основания хребта Индиго были найдены три женщины.
— Да. Это ужасно. Эти дети… они всего лишь дети. — В его голосе прозвучало искреннее сочувствие.
— Это ужасно.
