из озера, встряхнулась и присела рядом на бережку. Некоторое время она ничего не говорила, просто гладила Тайку по спине, давая выплакаться. И только когда та немного успокоилась, велела:
— А ну, рассказывай!
— Не знаю я, что рассказывать, — буркнула Тайка. — Всем весело, а мне — нет. Хожу с постной миной, порчу всем праздник. Обидно.
— Если чувствуешь обиду, значит, на то есть причина, — Марфа приобняла её за плечи.
— Да вроде как и нет, — развела руками Тайка. — Сама не понимаю, что на меня нашло. Наверное, это я какая-то дурацкая…
— Не наговаривай на мою любимую ведьму, — улыбнулась Марфа. — В чувствах бывает сложно разобраться, уж это я по себе знаю. Может, ты не хочешь праздновать?
— Да нет же, хочу! Я по всем вам очень соскучилась.
— Может, устала всё время готовить да убираться, да ещё и шум постоянный терпеть? Это, знаешь ли, даже камень из себя выведет, а ты не каменная.
Марфа поболтала ногами в воде, и плеск подействовал на Тайку успокаивающе. В озере отражалось бездонное небо, в воздухе пахло весной, а на солнечном пригорке желтели огоньки мать-и-мачехи — Тайка только сейчас заметила, что они расцвели.
— Угу, наверное. Слишком много одновременно навалилось. И домашние дела, и учёба, и фестиваль ещё этот… Выходит, даже приятные дела могут быть в тягость, когда ты устала?
— Конечно, могут, — кивнула мавка. — Будешь смеяться, но я многому научилась у моллюсков. Их у нас на дне — тьма-тьмущая. В целом они ребята общительные, но порой захлопнут раковину — не достучишься. Посидят так, отдохнут маленько, и снова — здравствуйте, вот он я, душа компании. А ты передышки себе не даёшь. Светишься, всем помогаешь, никому не отказываешь.
— Да мне не сложно, — отмахнулась Тайка. — Я же только рада помочь, Правда! За это вы меня и любите, разве нет?
— Ох, ведьма… — Марфа набрала в ладонь песка и сжала в кулак так, чтобы потекла тоненькая струйка. — Смотри, вот так мы тратим силы и душевное тепло, помогая другим. Но потом песок заканчивается, и его нужно снова зачерпнуть. А ты ведёшь себя так, будто в твоём распоряжении есть неограниченный запас, понимаешь? И кстати, любим мы тебя не за что-то, а просто так.
Тайка следила за утекающей песочной струйкой, и на глаза опять наворачивались слёзы.
— Но я не могу сказать Пушку «нет». Он же на меня надеется!
— Помнишь, я тоже пыталась быть удобной для всех? А в итоге чуть не потеряла себя, заболотилась. И без твоей помощи ни за что не выкарабкалась бы, — Последние песчинки упали на землю, и Марфа отряхнула ладони. — Долг платежом красен. Говори, что нужно сделать? Я помогу. А ты — отдыхай. Придёшь потом на фестиваль, будешь смотреть на нас и гордиться.
— Я, вообще-то, выступать хочу! — неожиданно для самой себя выпалила Тайка. Она наконец нашла корень своей обиды. — Почему Пушок мне даже не предложил? Как пироги печь да гостей собирать, так сразу «Тайка», а как в хедлайнеры — так кто угодно, но только не я?! Сами репетируют, меня не зовут, будто я чужая…
— А ты говорила им о своём желании? — прищурилась Марфа.
— Ой… кажется, нет. Но могли бы и сами догадаться!
— Откуда бы? Мы хоть и волшебные существа, а мысли читать не обучены. К тому же ты столько раз ругалась на школьные вечеринки. Даже я запомнила, что тебе на них выступать в тягость.
— Ну это же совсем другое — спеть с друзьями, а не из-под палки, потому что учительница сказала, что надо… — Тайка подтянула колени под подбородок и обхватила их руками. — Но ты права. О своих желаниях надо говорить. Особенно друзьям. Иначе откуда вы узнаете, чего мне на самом деле хочется?
Они с Марфой проболтали до самого заката, делясь друг с другом мечтами и чаяниями. И Тайке заметно полегчало.
Домой она вернулась с улыбкой и лёгким сердцем. А по возвращении сразу же сказала Пушку:
— Знаешь, я тоже хочу спеть для наших друзей. Найдётся для меня местечко в программе твоего фестиваля?
Внутри в этот момент всё сжалось: а вдруг она опоздала?
Но Пушок от радости захлопал крыльями:
— Ну конечно найдётся!
* * *
Когда настал заветный день, Тайка, признаться, очень переживала. А вдруг что-то пойдёт не так?
От сердца отлегло, когда домовые вытащили на лесную поляну стол, полный всякой снеди. Марфа и Марьяна всю ночь накануне пекли пирожки, а Киру с Кларой подрядили резать салаты. Сенька прикатил бочку медовухи, а шашлыками занялся недавно проснувшийся леший Гриня. Он же развёл костёр и притащил гитару.
Завидев Тайку, Гриня сгрёб её в охапку и поднял высоко-высоко:
— Доброй весны, ведьмушка! Как же я по тебе соскучился!
Потом её обнимали лесавки, а полевики хлопали по плечу и гудели, как шершни:
— Ишь, как вытянулась да разрумянилась! Настоящей красавицей стала.
Тайка смущалась и от этого краснела ещё больше.
Дорогая подруженька Майя — речная мавка — принесла ей в подарок нитку жемчуга.
— Это тебе от дедушки Водяного. Сам, сказал, не придёт — холодно ещё. Боится, как бы ревматизм не разбил. Но ведьме, грит, привет передавай.
На закате началось веселье! Пушок, взявший на себя роль конферансье, представлял гостей, мавки да лесавки хлопали, а домовые ещё и стучали по столу деревянными ложками.
Когда басовито запел Никифор, все, включая Тайку, покатились со смеху:
«Нынче в нашем Дивнозёрье Урожай прохлопали: Коловерши налетели — Всё, чертяки, слопали».
