красные не смогли подготовить оборону на своих позициях, занятых лишь накануне.
Сосредоточившись на опушке леса, батальоны по сигналу ракетой пошли цепями вниз к лощине, где, по данным разведки, в версте отсюда, располагались отряды красных. Вдали, в тылу красных, виднелся железнодорожный разъезд, захват которого и был целью наступающих. Батальоны в полном молчании двигались по заросшему кустарником уклону к лощине, постепенно ускоряя шаг и, наконец, перешли на бег, когда до позиций красных оставалось не более двух сотен саженей.
Наступление белых, видимо, было полной неожиданностью для красных, которые сами готовились к наступлению, а потому первые выстрелы с их стороны прозвучали, когда остановить наступающих уже было невозможно.
Иван Петрович с револьвером в руке бежал впереди своей роты и уже отчетливо видел красноармейцев, стрелявших с колена из винтовок, поскольку никаких окопов не было вырыто за минувшую ночь. Вдруг что-то резко ударило ему в колено, нога нелепо подогнулась, и он кубарем покатился по пожухлой от засухи траве, пока не уткнулся головой в берёзовый куст. Острая боль пронзила ногу, когда Иван Петрович попытался встать, правая штанина начала пропитываться кровью, и он понял, что ранен и серьёзно: нога бессильно лежала на траве, будто чужая.
Бежавший следом солдат остановился, увидев падение офицера, и, подойдя ближе, убедился, что командир ранен в ногу и не может встать.
Подбежал ещё солдат, и они вдвоём, подхватив офицера за руки и ноги потащили его назад на свои позиции: впереди уже начиналось рукопашное сражение наступавших с красноармейцами и можно было получить штык в живот, а вынося раненого офицера с поля боя можно было не только уцелеть, но и получить награду за спасение командира.
Иван Петрович, чувствуя, как сапог наполняется кровью, остановил солдат:
– Стойте, перетяните мне ногу ремнем, чтобы остановить кровь, иначе не донесёте меня живым.
Солдаты остановились, один из них расстегнул свой ремень, обвязал ногу офицера выше колена, и туго перетянул ногу ремнем. Кровотечение прекратилось, и солдаты понесли офицера в тыл, где передали его санитарам.
Так, нелепым ранением закончился для Ивана Петровича первый бой на стороне белогвардейцев: за полтора года войны на фронте он не получил даже царапины, а здесь, в первом же бою серьёзное ранение ноги – видимо, всевышний осудил его согласие воевать на стороне белых и сделал ему серьёзное предупреждение не воевать впредь.
Раненого Ивана Петровича погрузили в повозку и отправили в тыловой госпиталь, и чем закончилась атака его полка и всё наступление белых, он узнал позже, следуя в санитарном эшелоне в Омск, где ему предстояла операция на ноге, ибо в госпитале предлагали ампутировать ногу выше колена, которое было раздроблено пулей и умелого хирурга не оказалось, а от ампутации ноги Иван Петрович отказался.
Атака его полка была успешной, красные отступили в беспорядке, железная дорога на Екатеринбург была перерезана, и наступление группы генерала Войцеховского отрезало красные части под Челябинском от их северной группировки.
Но южная группа генерала Каппеля не смогла замкнуть кольцо окружения ввиду ожесточенного сопротивления красных. Пятая армия Красных под командованием Тухачевского ударила во фланг генералу Войцеховскому и, получив подкрепление с севера, смяла оборону белых, отбросила колчаковцев за реку Тобол, открыв тем самым возможность наступления на Сибирь и в Туркестан, освободив весь Урал. Потери колчаковцев были огромны, их армии оказались разделены на две группировки, которые уже не смогли оказывать организованное сопротивление и покатились на Восток под натиском красных.
Иван Петрович тем временем оказался в Омске, где ему сделали успешную операцию на ноге, и после недельного пребывания в больнице ему было разрешено убыть к семье в Токинск для долечивания на целый месяц.
С попутным воинским обозом, двигавшимся на Тюмень, Иван Петрович добрался до Токинска. Повозка остановилась около дома тётки Марии, и офицер, опираясь на костыли, отворил калитку и вошел во двор дома, который покинул больше года назад не по своей воле.
На крыльце сидела девочка с тряпичной куколкой в руках. Увидев незнакомого человека, девочка вскочила и убежала в дом.
– Не узнала дочка отца родного, – счастливо подумал Иван Петрович, присаживаясь на крыльцо. Выскочила Анечка, посмотреть, что за человек напугал дочку, войдя без стука во двор, и, увидев Ивана Петровича, кинулась ему на грудь, не замечая костылей, лежавших рядом с мужем. На возгласы Анечки из дома вышли и другие его обитатели, и Иван Петрович, приобняв рукою прижавшуюся к нему жену, стал объяснять всем своё появление здесь, указывая на костыли.
Тёща поставила самовар, и вскоре все сидели за столом, пили чай и слушали рассказы Ивана Петровича о событиях в его жизни за минувший год. Дочь Ава, уже не пугалась отца, а усевшись ему на колени, играла Георгиевским крестом на отцовском мундире, висевшем на спинке стула.
Семейная жизнь Ивана Петровича возвратилась в привычное русло, будто и не было этого года разлуки, если бы не костыли, стоявшие рядом с кроватью, когда он ложился и ожидал прихода Анечки для исполнения супружеских обязанностей, которые вовсе не были обязанностями, а желанным актом близости любящих друг друга мужчины и женщины.
Сентябрь подарил затяжное бабье лето, воздух осенних дней был по-летнему теплым и прозрачным, но клинья перелетных птиц уже тянулись на юг в преддверии наступающих холодов, которые здесь приходили внезапно: вчера было по-летнему тепло, а утром следующего дня, проснувшись, можно было обнаружить, что землю покрыл толстый слой снега.
Теплыми днями Иван Петрович сиживал на крыльце с дочкой, слушая её щебетанье: она лишь недавно научилась говорить, и теперь без умолку старательно выговаривала знакомые слова вперемешку с незнакомыми.
За год отсутствия в городке ничего не изменилось. Уездным урядником по-прежнему был бывший эсер Сараханов, который ничем не помог Ивану Петровичу при аресте, и потому, однажды, случайно встретив урядника на улице, когда Иван Петрович ковылял на костылях в больницу, чтобы показаться врачу, офицер презрительно отвернулся от бывшего однопартийца, сплюнув тому под ноги.
Бывшие депутаты-большевики продолжали томиться в местной тюрьме без суда и следствия. Говорили в городке, что была попытка бегства, но провокатор выдал замысел узников, и им оставалось уповать лишь на скорый приход Красной армии. За месяц, что Иван Петрович провел дома, колчаковский фронт рассыпался полностью и красные части продвигались от Урала на Восток, почти не встречая сопротивления белых.
Месяц долечивания подходил к концу, однако рана Ивана Петровича не заживала, появился свищ из-под коленной чашечки, и врач при очередном осмотре рекомендовал ему вернуться в Омск и там, в госпитале, сделать повторную операцию – иначе можно
