Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
в порядке?
Странно, что она спрашивает об этом. Я же не плачу. Но ее вопрос звучит по-доброму, и у меня становится тепло на сердце.
– Да, в порядке.
– Хорошо, – говорит она.
А затем на какое-то время устанавливается тишина.
Наконец я снова слышу ее голос – твердый, волнообразный шепот-песнопение.
– Сейчас и в наш смертный час. – И так снова и снова.
– Это песня?
– Молитва. – Теперь она говорит громче, чище. – Святая Мария, молись за нас сейчас и в наш смертный час.
– Пришел наш смертный час?
– Нет, Дэниэл, – отвечает она. – Мы не умрем. Мы выберемся отсюда.
Сорок девять
– Выберемся?
– Да.
– Наружу?
– Да. Из этого дома.
– Нет, – мотаю я головой. – Я не могу.
– Дэниэл, послушай меня. – Ее голос приближается.
Испуганно скольжу вдоль стены.
– Я помогу тебе. Мы сделаем это вместе.
– Нет, нет, нет. – Я начинаю трястись. – Меня захватят плохие люди.
Закрываю рот ладонью. Мне не положено вести разговоры о плохих людях, но в темноте мои слова звучат гораздо значительнее, чем на свету. Они повисают в воздухе и неоднократно повторяются.
Плохие люди.
Плохие люди.
– Какие плохие люди?
Дышу в свои ладони.
– Дэниэл? Я могу помочь тебе выбраться отсюда.
– Нет! Я не могу никуда выбираться. Нет. Нет. НЕТ!
Она испуганно вскрикивает. Ее молекулы возвращаются на свои места. Мои тоже.
Она начинает что-то бормотать себе под нос – что-то о папе, и обо мне, и о духе. Не знаю, что это за дух. Может, она сама.
Кожа у меня холодная, словно я нахожусь на снежной вершине горы, и я дрожу, и дрожу, и дрожу.
Потом мы долго молчим, но это какое-то очень глубокое молчание.
А затем я слышу:
– А туалет здесь есть?
– Да, – отвечаю я, радуясь, что знаю что-то важное.
Говорю, что там же есть мыло и полотенце для рук.
Говорю, что у нас имеются подушки, и одеяла, и пакеты с едой.
Слышу, как она открывает и закрывает дверь. Слышу, как она пользуется туалетом, писает она тише, чем писаю я, а потом из бачка льется вода и дверь открывается.
Я спрашиваю у нее, а могут ли духи видеть в темноте.
Она отвечает, что не знает.
Слышу какую-то возню, а потом она снова молится. Издаваемые ею звуки успокаивают, и я засыпаю, а просыпаюсь в одиночестве. Никаких звуков. Не слышно ее дыхания. Дух был здесь, а теперь исчез. По моим щекам текут слезы.
– Дэниэл?
Я в изумлении сажусь:
– Ты здесь?
– Я здесь.
Я плачу еще горше.
– Я не люблю темноту.
– Все хорошо. – Ее молекулы направляются ко мне.
На этот раз я не двигаюсь, позволяю им приблизиться и чувствую ее руку на своем лице.
– Все хорошо, – повторяет она. Голос у нее яркий, будто желтый. Она кладет мою голову себе на бедро. Ее мягкие волосы падают мне на щеки, ее пальцы гладят меня по голове.
Дотрагиваюсь до прядей ее длинных волос.
– Какого цвета твои волосы?
– Черные.
– Как у моей мамы. Ты дух?
– Дух?
– Святой Дух?
– Нет, я не дух. Меня зовут Пенни.
Я опять засыпаю, а когда просыпаюсь, то лежу на прежнем месте, и моя голова покоится на животе Пенни. Он поднимается и опускается с каждым вдохом и выдохом, и моя голова тоже.
В животе у нее урчит.
– Пенни, а духи бывают голодными?
– Я не дух, Дэниэл.
– Ты живая?
– Да.
– И ты голодная?
– Да.
Я сажусь, но мне страшно отодвинуться от нее. Тяну руку, ожидая, что пройду через ее тело насквозь, но вместо этого чувствую ее кожу. Она не исчезла, и я подползаю к пакетам с едой и достаю коробки. Открываю одну, беру печенье и протягиваю ей.
– Держи.
Потом беру печенье для себя и начинаю хрустеть им. Шоколадное. Очень вкусное и сладкое.
– Подожди, – говорит она мне.
– Почему?
– Сначала нужно помолиться.
– Зачем?
– Поблагодарить.
– Папу?
– Бога.
Мы говорим спасибо, и она тоже хрустит печеньем. Передаю ей бутылку с водой и говорю, что у нас полно еще всякой еды, мы продолжаем есть и пить в молчании. Она наедается быстрее, чем я; я продолжаю есть, а она говорит:
– Дэниэл… где твоя мама?
– Она умерла, когда я был совсем маленьким.
– Мне очень жаль.
– А где твоя мама?
– Дома. – Ее голос надламывается на слове «дома», словно ей больно произносить его. – Она с моим маленьким братом. А у тебя есть сестры? Или братья?
– Нет. – Но с моим мозгом творится что-то странное, потому что произнесенные мной слова кажутся мне ложью, словно на самом-то деле у меня есть братья – может даже, много братьев. А может, я сам себе брат, как бинарный сын.
– Моему брату Николаю… пять лет. Он такой умный и смешной. Осенью пойдет в детский сад.
Продолжаю жевать.
– Дэниэл, я должна вернуться к нему и к маме.
– Но если ты уйдешь, я останусь один. – Теперь печенье кажется мне сухим и безвкусным, оно не лезет мне в горло.
* * *
Мы лежим на подушке, под одеялами, наши лица очень близко друг от друга, наше дыханье перемешивается. Не знаю, как долго мы находимся в подвале. Вечность или миг. Но мы много разговариваем. Она рассказывает о своей матери, и о Николае, и о своей лучшей подруге Нине Бишоп, и еще мы много спим, и мечтаем, и молимся, и я то и дело чувствую ее руки на своих волосах, и ее волосы на своих руках, и я счастлив.
– Ничто не длится вечно, – говорю я Пенни, когда она спрашивает, скоро ли папа выпустит нас. – Время – не то, что мы о нем понимаем.
Она продолжает рассказывать мне о семье и говорит, что надеется, что я когда-нибудь встречусь с ними.
– Я бы хотел этого. Когда это будет безопасно.
– Да, – соглашается она. – Когда будет безопасно.
Мы снова проголодались. Она передает мне упаковку круглых крекеров, но сначала мы должны сказать спасибо. Пенни говорит, что это очень важно. Ее молекулы движутся в каком-то непонятном мне направлении.
– Что ты делаешь?
– Крещусь.
– Как это?
Она берет мою кисть и двигает ею, а потом я жую крекеры, а она ест что-то мягкое, пахнущее яблочным пюре. Мы запиваем еду теплым апельсиновым соком с мякотью, а потом она расстилает одеяла и ложится.
Я кладу голову на подушку рядом с ее головой.
Она делает выдох.
Я делаю вдох.
– Пенни?
– Да?
– А Иисус правда Божий сын?
– Правда.
– И Бог распял его?
– Люди, – сонно вздыхает она. – Его распяли люди.
– Но Бог
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
