расчёт, пускай какой-никакой, но это деньги, и они нужны, чтобы прожить суровую зиму, прокормить семью.
Никитин с Лаптевым не разделяли мнение своих селян, их не больно-то волновал расчёт за нынешний труд, им незачем было беспокоиться о предстоящем будущем, у них для существования было достаточное количество золота, об истории которого знали только они. Убив невинных доверчивых людей, хлебнув чужой крови, что Никитин, что Лаптев переродились, они в одночасье ощутили — это тот путь, который лёгкий, не требующий горбатиться, напрягать руки и спину, кайля днями и месяцами горную породу, стоять у бутар и ворошить пески на водяной струе. Куда проще брать богатства у тех, кто его имеет, но скрытно от людских глаз и умело заметая следы. И то, что это великий грех пред Богом и совестью, не умаляло их, не задумывались. Вот уж истинно пророческим оказался афоризм известного американца Льюиса Уоллеса: «Самый страшный враг человека — это человек».
Рабочий посёлок прииска Александро-Николаевского доживал, становился неуютным, чужим. Что с ним будет, никого не волновало, эта была головная боль хозяина прииска купца Стальского. Ему решать: быть или не быть дальнейшим разработкам, продолжать вести поиски новых месторождений или прекратить донимать тайгу, скрывающую от него свои богатства.
Около десятка лодок отчалили от берега, им вслед глядели оставленные на зимовку сторожа. А как лодки скрылись за поворотом, они вернулись к избам, чтобы помочь запоздавшим к отплытию троим рабочим собраться и так же отправиться вслед за уже покинувшими людьми посёлок.
Так оказалось, в лодке, где находился Тихомиров, а она была самая большая из всех отплывших маломерных судов, наряду с четырьмя старателями сидели Лаптев и Никитин. Семь пассажиров, туеса с вещами и приисковое золото несла в себе лодка. Если все котомки лежали в одной куче, то Лаптева и Никитина были при них, не выпускали из рук, держа на коленях, на что Тихомиров заметил:
— Да чего в мешки вцепились, сложите на дно.
На что Лаптев ответил:
— Так привычней, есть хоть куда руки деть.
Олёкма течением несла лодки, гребцы, где по четверо, где по двое сидя за вёслами, работали ими не спеша, больше поправляли ход относительно русла. Вода хлюпала о борта, за кормой оставались водяные разводы потревоженной поверхности реки. Местами река несла появившуюся шугу, которую сбрасывали ключи, впадающие в Олёкму.
До ручья, впадающего в речку, где старались братья Осиповы, уже рукой подать, и Тихомиров никак не мог ожидать увидеть у берега их лодку.
«Это что же получается, неужели Осиповы до сей поры продолжают мыть? Да быть не может, какая сейчас работа? Надо бы пристать да глянуть, а заодно и металл намытый принять, чего ожидать, а не то ополовинят, пока до Олёкминска прибудут. А так внезапно и нагрянем, приму по всей строгости».
— Мужики, а ну к берегу подгребите до лодки Осиповых, — скомандовал Николай Егорович.
На других лодках, заметив манёвр лодки Тихомирова, взявший курс к берегу, хотели было тоже последовать примеру, но Тихомиров махнул рукой, дав знать следовать далее без задержки.
Лодка уткнулась в песчано-гравийный берег, находившийся на носу судёнышка, один из старателей шустро выскочил из него, подхватил конец верёвки и привязал к лежавшему на берегу округлому валуну.
Бросилось в глаза: Осиповы давно не подходили к своей лодке, о чём говорило отсутствие каких-либо следов на прибрежье.
— Непонятно? — вслух озадачился Тихомиров и, не мешкая, распорядился: — Лаптев, Жуков и Мамонов со мною, остальные у лодки, да смотрите ни с места, золото приисковое как-никак при вас оставляю и служебные бумаги!
— Да что вы, Николай Егорович, пригляд обеспечим, не бандиты какие, это ж общак, горбом добытый, — ответил Никитин, а сам бросил беглый взгляд на Лаптева, и они встретились глазами.
Тихомиров с тремя старателями поднялись на берег и направились к лесной избушке Осиповых. Но то, что увидели, ахнули — медведь! Крупный бурый берложник, когтистый, в два аршина в холке длиной в сажень. Он стоял меж телами людей, лежавших бездыханно, с надорванной на них одеждой. Сомнений не было — это были братья. Но почему они оба оказались мертвы и над ними склонился таёжный хозяин, водил носом, вдыхая их запах, было загадкой. Это не укладывалось в голове. Эти двое бывалых охотников, посвятившие себя добыче золота, как могли оказаться в таком положении? Имея ружья и будучи осторожными и оба враз — такое невозможно, немыслимо!
Медведь, увидев группу людей, открыл пасть, из которой вырвался рык, свирепый, хриплый, чем огласил тайгу и эхом отозвался меж сопок долины. Косолапый со свойственной ему проворностью кинулся бежать и в считаные секунды скрылся в зарослях, а свидетельством его недавнего присутствия были лишь изодранная им верхняя одежда и царапины на лицах мертвецов.
Тихомиров потерял дар речи, его ошеломила картина виденного, а опомнившись, придя в себя, прошептал:
— Как же это чудовищно… Невероятно… Не могу поверить…
Жуков и Мамонов не в меньшей степени стояли в оцепенении, страшная смерть селян парализовала их на короткое время. Вот же, весной они совместно поднимались на лодках по реке, расстались с ними, оставив у места предстоящих работ, и на тебе…
Лаптев же стоял и внешне демонстрировал потрясение, на самом же деле был спокоен — смерть Осиповых для него не была неведением, его обрадовал факт появления медведя рядом с телами братьев, и еле сдерживал себя внешне. «О, фокус! Ай же удача — медведь оказался у избушки Осиповых! Понять не трудно — тела убитых стали протухать, запах и привлёк зверя — учуял и не заставил себя ждать. Как же не воспользоваться тухлятиной, прежде чем залечь в берлогу. Теперь нам с Никитиным нечего переживать, всё за нас косолапый устроил — взял на себя роль убийцы, и разбираться не будут. Ай да удача! Обычный таёжный трагический случай, с кем по неосторожности и при внезапности не бывает. Посудачат, погорюют, земле предадут и забудут…»
— Мужики, надо бы в избушке бедолаг взять их одежду или тряпьё какое и обернуть тела.
— Позвать ещё кого, могилы копать? — поддельным голосом сострадания спросил Лаптев.
— Какие могилы, обмотать и доставить до Олёкминска, родные пусть хоронят… Боже ж мой, вот горя родным навезём… — сокрушался Тихомиров.
— Николай Егорович, так лодка у нас и так переполнена, зачерпнём бортом ненароком, а купаться в такой воде не престало. — Лаптев говорил и больше думал о золоте, которое они везли с Никитиным в своих котомках.
— А на что лодка Осиповых? Погрузим в неё, привяжем к корме нашей и пойдём самосплавом, а то и усадим кого в неё на вёсла. Ты лучше дойди до
