Официант ретировался, а Габриель с ужасом и восторгом уставилась на Саманту.
— Да, я все делаю не так. Думаю, вы не встречали никого с похожими привычками? — с надеждой спросила девушка.
Она осыпала кумира вопросами, накопленными за долгие годы: как Шанель начинала карьеру, как создает модели, что думает о моде вообще? Старая дама отвечала на беглом французском, который Саманта едва понимала; воспоминания мадемуазель полились рекой.
Через полчаса американка подумала: «Боже, я бы сошла с ума, будь я ее психоаналитиком! Просто какое-то цунами эмоций!» Мадемуазель рассказывала, как ненавидит одиночество, как другие дизайнеры заставляют женщин выглядеть нелепо; как она негодовала, когда parfumeurs заполучили ее дом.
Но Саманта не собиралась всему верить. Шанель ни слова не сказала о полученных за это миллионах долларов.
Когда девушке наконец удалось прервать монолог, она стала предлагать способы продажи аксессуаров, искать лазейки в контракте, которые если и не позволят производить постельное белье, то откроют дорогу для сумок, кошельков, нижнего белья и предметов роскоши.
— Мадемуазель, я нужна вам! Я буду за вас бороться!
Шанель будто околдовали. Ведьма от рекламы произнесла волшебное слово «бороться».
— Может, вы и впрямь подойдете? Вы очень энергичная.
Их, по сути, ничего не связывало, но Саманта быстро поняла, что мадемуазель, как никто другой, реагирует на восхищение и интерес. «Никто на свете не подарит ей такого искреннего восхищения и подлинного интереса, как я!» — радостно подумала девушка. Теперь она добьется цели всей жизни! Поможет модельеру, перед которым преклоняется. Будет носить только «Шанель» и благоухать духами «Шанель № 5».
Doner avec Coco[87]завершился так, как она и мечтала. Саманта проводила мадемуазель до номера и чуть ли не уложила в кровать. И — уговорила взять ее на работу! Она не совсем понимала, какую должность займет, — но это не так важно.
— А еще она заплатила за ужин, — позже рассказала Саманта де Кузмину.
Эдуар не обрадовался.
— Нет, — прохрипел он, — мы заплатили. Рад, что тебе понравилось. Мы погашаем все счета мадемуазель в «Рице», включая ресторанные. Поэтому она так щедра.
— Да? — Девушка изогнула брови.
Любовники сидели в ее квартире. Равнодушие де Кузмина к потрясающим новостям мгновенно отбило у Саманты желание заниматься сексом.
— Ты не слишком-то рад, — простонала она. — А ведь я получила работу в «Шанель» сама, без твоей помощи!
— Думаешь, совершила подвиг? — фыркнул он. — Да ты просто воспользовалась одиночеством пожилой дамы!
— Нет, что ты! — выдохнула Саманта. — Я боготворю Шанель. И сделаю для нее что угодно.
— Не беспокойся. Заданий будет много… в основном надоедать нам. Пора тебе кое-что узнать. Мадемуазель у нас уже в печенках сидит. Мы взяли в штат юриста, только чтобы разбираться с ее emmerdeuses![88]
Саманта нахмурилась. Она не знала последнего слова, но скоро выделила в нем корень «merde»[89]— и поняла, о чем речь.
— Да как ты можешь такое говорить?! Если бы не мадемуазель…
— Мне жилось бы намного проще, — перебил Эдуар.
Саманта позволила де Кузмину еще немного поворчать на эту тему. А потом он ушел, даже не заговорив о сексе. Девушка решила: завидует.
— Вот и пришел конец моим парижским проблемам, — вздохнула она, разговаривая по телефону с Жан-Жаком позже ночью.
— Ты так считаешь, cherie? А я думаю, это начало.
ГЛАВА 17
Кристофер сквозь сон услышал бренчание телефона. Прищурившись, он посмотрел на часы: полчетвертого утра. Взял трубку.
— Мм? — простонал парень.
— Мне приснился ужасный кошмар, — всхлипнула Софи на другом конце провода. — Впервые в этой квартире. Мне так одиноко! Ты сможешь приехать?
— В смысле сейчас?
— Сделаешь это для меня?
Через десять минут полусонный дизайнер уже сидел в такси. За окном — темные, почти пустые улицы. Только фонари мерцают да изредка по Елисейским Полям проносятся другие такси.
Софи открыла ему дверь в белой ночной сорочке и совсем без макияжа.
— Мне приснилась я маленькая! — Девушка почти упала в объятия Кристофера. — Проснулась с мыслью, что не помню детства. Пять лет пустоты. Почему я раньше не понимала этого?
Француженка, одетая лишь в тонкую ночную рубашку, прижалась к парню. Британцу стало стыдно, но слабость любимой возбуждала его. Они поцеловались. Сейчас девушке как никогда нужна была поддержка, и это пробудило в Кристофере невероятно сильное стремление защищать. Даже Жислен вряд ли могла сотворить с ним подобное. Парень чувствовал себя настоящим мужчиной. Всем телом он страстно прижался к женщине, воспринимавшей его не как восхитительную закуску — этакий человеческий hors d'oeuvre, — но как надежду и опору.
Кристофер подвел девушку к скомканной постели. Софи забралась в нее.
— Я осознала себя, уже когда мы переехали в район Парижской военной школы, — озадаченно произнесла она. — У меня словно украли часть жизни…
— А твои родители не могут восполнить потерю?
— Они не мои родители! — закричала девушка. — В этом и проблема.
— Но зачем тебе это знать?
Француженка села на кровати.
— Как понять себя, если я не могу вспомнить важнейшие моменты жизни?
— Зато я знаю, кто ты. Разве этого не достаточно?
— Нет. — Софи покачала головой. — Мадемуазель что-то скрывает. Она смотрит на меня… как на собственность. Объяснить это трудно, но я постараюсь все разузнать. Я поклялась. Самой себе.
— Ну что ж, тогда я пойду.
— Нет! — Девушка откинула одеяло. — Останься на ночь. Держи меня в объятиях.
Кристофера не нужно было уговаривать. Лежа обнаженным рядом с любимой, он с наслаждением обнимал ее. Парень не торопился: вся ночь впереди. Тонкая сорочка придавала близости еще большую эротичность… наверное, только модельер может почувствовать, насколько тело, едва прикрытое нежной тканью, сексуальнее нагого.
Кристофер поцеловал Софи, погладил ее груди, потом позволил руке скользнуть меж ее ног. Вскрики девушки заводили его. Бедняжка нуждалась в удовольствии, чтобы забыть о ночном кошмаре. Но разве секс-транквилизатор лучше, чем секс-закуска? «Да!» — решил юноша.
Парень накрыл ее рот нежным поцелуем, Софи прикусила его нижнюю губу. Преодолев последний барьер, он задрал ночнушку и прикоснулся к бархатистой коже. Когда Кристофер погрузился во влажную глубину, девушка издала хриплый животный возглас удовольствия. Теперь он знал: чтобы все не закончилось в считаные минуты, надо двигаться медленно и ритмично. И скоро она застонала, умоляя не останавливаться. Софи вскрикнула — и только тогда, как учила Жислен, юноша позволил собственному наслаждению достичь небывалых вершин и взорваться, рассыпаться звездами. Его удовольствие, столь явное и чувственное, вызвало новую волну в девушке. Блаженство будто отражалось в зеркалах на лестнице «Шанель»: миллион граней, миллион оргазмов! На стоны Кристофера эхом отозвались уста Софи, и парень крепче обхватил любимую руками. Она вскрикивала, не веря и удивляясь, что ее тело способно на такое.
